Поддубный Михаил Владимирович
Теперь уже вряд ли отыщется живой свидетель голубиных садок, чьи впечатления могли бы дополнить сухой язык хроники охотничьих журналов вековой давности. Да и само это слово — садка, мелькнув перед глазами современного читателя с пожелтелых страниц «Русского охотника» или «Журнала охоты», не отвлечет его внимание от созерцания столь милых охотничьему сердцу виньеток и репродукций.
«Голубиная садка», «Отчет о садочной стрельбе», «Садка на резвость и злобу», «Садки на волков и зайцев», — отчеты писались скупо, но перед мысленным взором посвященного читателя-охотника живо вставали знакомые эпизоды: взмывают в небо стремительные голуби и падают один за другим в полукруглое пространство ринга: вот заложились по зайцу или переярку молниевидные борзые, от звука имени которых дрогнет, чаще забьется сердце псового охотника...
«Садкой называется призовая или вообще состязательная стрельба ловленных птиц. Она обыкновенно производится по голубям, и притом целым обществом охотников, которые стреляют по очереди», — это из «Словаря ружейной охоты» С.И.Романова (1877 год) и этого определения мы будем придерживаться впредь. Садочная стрельба — предшественница стрельбы стендовой, явление европейской охотничьей культуры прошлого столетия, в России наделенное, кроме того, специфическими чертами.
Как вид состязаний, соревнования в стрельбе имеют весьма солидный возраст. О призовой стрельбе по голубю, сидящему на высоком столбе, упоминает еще Гомер в «Илиаде». В конце XYIII — начале XIX веков в европейских странах, особенно в Англии и Франции, возникают первые кружки и клубы садочных стрелков, вырабатываются правила соревновательной стрельбы по птице. Такого рода стрельба служила наглядной экспертизой ловкости стрелка и боя охотничьих ружей. Влияние голубиных садок в Европе на усовершенствование охотничьего оружия трудно переоценить. К 1889 году в Англии существовал уже двадцать один клуб садочных стрелков со своими стендами, во Франции — двадцать самостоятельных стендов, в Бельгии — шестнадцать таких кружков.
В России первые голубиные садки учреждались частным порядком с конца двадцатых годов прошлого века. В «Карманной книжке для начинающих охотиться с ружьем и легавою собакой» (1856 г.) о стрельбе по голубям говорится, как об общеизвестном упражнении. Уже тогда такая стрельба имела противников в среде самих охотников. Трудно заподозрить в симпатии к садкам и авторов охотничьих книг, где впервые упоминалась садочная стрельба — А. Вакселя или С. Романова.
В таких странах, как Германия, Голландия и некоторые штаты Америки еще в прошлом веке были приняты законы, запрещающие спортивную стрельбу по голубям. Это стимулировало поиск альтернативных «летающих мишеней», в качестве которых были вначале предложены наполняемые пухом, пылью или краской шары из цветного стекла (в России метко называемые швырками), а с 1870-х годов — запускаемые специальной машиной тарелочки, вплоть до игр YIH Олимпиады (1924 г.) фигурировавшие в программах стрелковых состязаний под именем «искусственных голубей». Родиной стендовой стрельбы по тарелочкам является Северная Америка.
В шестидесятые годы прошлого века посетители первой в Москве общедоступной садки И. Е. Сорокина в Марьиной роще довольствовались шомпольными пистонными ружьями и, за нехваткой голубей, иногда сажали в ящики ворон, галок, грачей и далее серых куропаток. Понятие о московской садке того времени дают воспоминания ее участника, известного садочного стрелка А. А. Ланского: «...порох и дробь сыпали по вдохновению, сколько придется, прямо, можно сказать, на авось, нисколько не считаясь ни с качествами ружья, ни со свойствами припаса. Положу, мол, побольше, поздоровее ударит. И «ударяло» иной раз так, что стрелок чуть не летел кувырком, а то и шляпа у него с головы падала. Запыживали и войлоком, и паклей, и тряпочками, и ватой, и бумагой, и даже, случалось, сухой травкой, — всем, что под руку попадалось» (Охотничий вестник, 1916, № 3, с. 48).
71 ФОТО Поддуб-01 Садочный павильон Императорского общества правильной охоты в Москве. Рисунок 1980 г.
72 ФОТО Поддуб-02 Садочный павильон Императорского общества правильной охоты и Московского общества охоты в Москве за Трехгорной заставой. Фото 1912 г.
С половины восьмидесятых годов на смену шомполкам стали приходить централки, вскоре вытеснившие ружья, заряжавшиеся с дула. Тем самым существенный шаг вперед делала техническая часть охотничьего оружия. По мере возникновения в России охотничьих обществ обретало упорядоченность и дело устройства садок. В 1883 году Императорское общество охоты открывает первую в России публичную голубиную садку у Петровского парка в Москве. Дистанция стрельбы (расстояние от стрелка до ящика с птицей) была определена всего в двадцать один аршин (около пятнадцати метров), не регламентировались калибр ружей и заряды. Открытие первой публичной садки дало толчок усилиям расширяющихся (географически и численно) охотничьих обществ России в этом направлении. Среди первых энтузиастов-садочников мы встречаем имена известных охотников. Так, первый приз в день открытия Московской садки Императорского общества в 1883 году взял В. Ф. Кейзер — автор прекрасных статей об охоте по перу; «приз открытия» садки Московского общества охоты в 1889 году достался А. И. Фальц-Фейну — создателю образцовых охотничьих хозяйств в Российском Причерноморье.
Еще до окончания первого сезона первой публичной садки, в апрельской книжке «Природы и охоты» за 1884 год была помещена отдельная статья Д. К. Нарышкина «Значение и устройство голубиных садок», в которой впервые систематически излагались правила садочной стрельбы, составленные на основе уставов садочных клубов Лондона и Парижа. Главные положения этих правил были едиными для стендов во всех странах и сводились к следующему. Для устройства стенда на ровном участке местности очерчивался полукруг радиусом сто аршин (около семидесяти метров), обносимый невысокой изгородью. Один (средний) голубиный ящик (трапп) устанавливался на расстоянии около тридцати метров от центра полукруга. По сторонам этого ящика, на равном удалении от центра, ставились еще по два ящика в пяти метрах один от другого. По направлению от центра круга к среднему ящику помещалась доска с метровыми делениями. Последнее делалось для уравнительной стрельбы по гандикапу, когда сильнейшие стрелки ставились дальше от ящиков, чем слабейшие. До открытия ящика приклад ружья не должен был касаться плеча. По команде «давай» один из пяти ящиков (стрелок никогда не знает, какой именно) раскрывался особой машинкой, голубь вылетал, после чего стрелок стрелял в него один или два раза. В том случае, если голубь взлетал не сразу, стрелок имел право отказаться от выстрела или стрелять птицу после взлета. Битой считалась только птица, упавшая в пределах очерченного полукруга и взятая человеком или специально обученной собакой. Максимально допускавшийся калибр ружей — десятый, самая крупная дробь — номер пять. Соревнующиеся предварительно вносили по подписке определенную сумму, которая за вычетом процента в пользу садки, распределялась между двумя-тремя лучшими стрелками. В России чаще всего проводилась стрельба на призы, назначаемые кем-либо из участников садки или членов охотничьего общества.
Правила садочной стрельбы, утверждаемые клубами и кружками стрелков, вместе с тем не были едиными. Так, согласно правилам большинства английских клубов, расстояние от ограды до среднего ящика составляло около шестидесяти четырех метров, что возможно объяснялось известной дальнобойностью английских ружей. Тем не менее, английские стрелки часто брали призы на соревнованиях в Монте-Карло, где дистанция между оградой и средним ящиком составляла всего восемнадцать метров (благодаря чему за рингом оказывалось много подраненной птицы). В Париже, например, ринг представлял собой неглубокий бассейн и битые голуби эффектно падали в воду. На российских стендах радиус полукруга варьировал от сорока восьми метров (на садке Киевского отдела Императорского общества охоты) до пятидесяти четырех метров (садка Московского общества охоты).
Согласно утверждаемым охотничьими обществами России правилам садочной стрельбы, признавались следующие пять видов соревнований: на призы; на пульки (до первого промаха); гандикап (расстояние от стрелка до ящика с птицей было связано с результатом стрельбы за последний год — стреляющие пятьдесят три процента и менее стоят на дистанции двадцать один метр, имеющие свыше восьмидесяти трех процентов попаданий — на расстоянии тридцать метров); дуплетная стрельба (по двум одновременно пускаемым птицам); матч (проводились редко; если при стрельбе на пульки подписка составляла не менее трех рублей, то при матчевой — не менее пятидесяти рублей).
Для стрельбы на садке пользовались обычными охотничьими ружьями, но стрелки посостоятельнее старались приобрести получившие распространение среди садочников Западной Европы ружья садочного типа. Такое утяжеленное садочное ружье имело массивные стволы повышенной прочности и несколько удлиненную ложу. Лучшими считались ружья английских мастеров: Дж. Пёрде, В. Скотта, В. Гринера, а также французских и бельгийских оружейников. Из российских оружейников автор наиболее обстоятельной статьи о садочных ружьях В. Ф. Кейзер («Охотник», 1888, № 25) упоминает имена петербургских мастеров Гоно и Мацка.
В России периодом наибольшей популярности садочной стрельбы среди охотников были девяностые годы прошлого века. Вскоре после открытия первых публичных стендов Императорского общества охоты в Москве (у Петровского парка) и в Петербурге (Полюстрово), в 1887 году оба они переехали в специально выстроенные садочные павильоны: петербургский стенд — на Крестовский остров, московский — за Трехгорную заставу. На строительство московского стенда, например, Императорское общество охоты ассигновало круглую сумму в двадцать шесть тысяч рублей, благодаря чему по проекту архитектора С.К.Родионова были выстроены: загон для зайцев, сарай для волков, навес для экипажей и собственно садочный павильон, совмещавший под одной крышей столовую, уборную, две ружейные комнаты, кухню и предназначавшийся для голубей верх.
В 1889 году садочный павильон был открыт и Киевским отделом Императорского общества охоты. Павильон в Киеве дважды затем переносился и строился заново — в 1893 и 1911 годах. Планы всех трех павильонных зданий составлялись почетным членом Общества, известным киевским архитектором В.В.Городецким. Возведенный в 1911 году павильон был телефонизирован и очень комфортабельно обставлен (по описи 1913 года здание оценивалось в двадцать одну тысячу рублей). Кроме того, рядом были выстроены дом егеря и голубятня с отделением для лошадей и сеновалом.
Значительно более скромными были материальные возможности Московского общества охоты, однако в 1888-89 годах пять членов Общества (И. О. Аванцо, В. С. Зеленов, А. И. Фальц-Фейн, Э. О. Бернгардт и И. И. Шербруннер ) на свой счет построили в Бутырках садочный павильон с крытой террасой, общей площадью более ста квадратных метров. Весь верхний этаж был отведен под голубятню для шестисот пар голубей. Этот садочный павильон, выстроенный на арендованной земле, был закрыт спустя восемь лет. С 1897 года садка за Трехгорной заставой стала эксплуатироваться совместно членами Московского и Императорского обществ охоты.
Помимо двух московских, петербургского и киевского садочных стендов, с начала девяностых годов голубиные садки регулярно проводились в Царском Селе, Одессе, Варшаве, Томске, Тифлисе, Тамбове, Херсоне, Екатеринбурге, Орле и некоторых других российских городах.
Пожалуй, самой оживленной была в девяностые годы садка Московского общества охоты. Учрежденная «с целью дать недорогую и удобную практику в стрельбе членам Общества», голубиная садка была открыта с первого октября до первого марта по воскресным и праздничным дням. После первого марта здесь же продолжалась стрельба по тарелочкам и швыркам. Члены и кандидаты Общества платили за сезонный билет три рубля, сбор с гостей составлял один рубль за каждый день стрельбы. Больших барышей садка не приносила и в течение восьми лет ее существования чистый доход составлял около одной тысячи семисот тридцати рублей в год. Число садочных дней в году варьировало от двадцати пяти до сорока трех, количество разыгрываемых ежегодно призов — от одиннадцати до тридцати трех.
Наиболее популярна была стрельба на призы, отличавшаяся как разнообразием поставленных условий, так и назначаемых к розыгрышу призов. Вот, например, на каких условиях разыгрывалась 6 января 1890 года эмалевая стопка с серебряным подносом: двенадцать птиц, из коих четыре птицы на дистанции двадцать четыре метра, четыре — на двадцать восемь, четыре на двадцать. Перестрелка на двадцать шесть метров. Подписка по пять рублей. 14-го января того же года был разыгран никелированный револьвер на условиях: стрелять восемь птиц, начиная с двадцати трех метров, отходя с каждой последующей птицей на один метр назад -до тридцати метров, при условии убить не менее шести птиц. Перестрелка на тридцать метров, подписка пять рублей.
В перечень призов, разыгранных на садке Московского общества охоты в сезон 1889/90 года входили: изящный серебряный портсигар, серебряный сервиз, золотая часовая цепочка с жетоном, серебряный чеканный ковш, ружье, несессер, оправленный в серебро чайный прибор, золотой портсигар, золотая табакерка старинной работы, украшенное фигурами собак бронзовое пресс-папье.
Наиболее дорогие призы: ружья английских и французских оружейников или массивные серебряные кубки разыгрывались на некоторых садках Императорского общества охоты и на стенде в Царском Селе. Самым, пожалуй, оригинальным призом была «убитая накануне дикая коза», разыгранная на голубиных садках в Томске в сезон 1888 года. Оригинальность томской садки этим не исчерпывалась: журнал «Охотник» (1888, № 38) сообщал о проведении здесь «десятой садки по чечеткам». К сожалению, более подробных сведений об этом «сибирском опыте» разыскать не удалось.
Практически все из участников садки Московского общества охоты были действительными членами этого Общества (и, следовательно, охотниками), в отличие, например, от садки в Царском Селе, где часть стрелков являлись «чистыми садочниками». Призерами московской садки в начале девяностых годов были многие известные охотники: А. А. Ланской, И. О. Аванцо, А. И. Фальц-Фейн, Д. И. Четвериков, С. И. Киреевский, В. Н. Мартынов, Н. И. Чиж, Г. И. Кристи и другие.
Вместе с тем, хорошие результаты стрельбы на садке не гарантировали от промахов на охоте. Вот что писал по этому поводу издатель журнала «Русский охотник» и садочный стрелок В. Саутам: «Хороший стрелок в поле — обыкновенно дурной на садке вследствие того, что он привык стрелять на охоте с выдержкой и потому на садке отпускает птицу слишком далеко... Опытный садочник стреляет иначе. Он старается заметить, какой трапп открывается после приказа «давай», целит приблизительно на три четверти аршина выше машинки и как только голубь взлетает, спускает курок и птица падает, не успев хорошенько разлететься» (журнал «Русский охотник», 1895, № 7, с. 104).
Однако даже критики садки не оспаривали полезность тренировки с точки зрения улучшения результатов стрельбы. Во всяком случае, средний процент битой птицы на российских садках неуклонно повышался. Например, с 1883 года Императорским обществом охоты назначался к розыгрышу особый приз на условиях: двенадцать птиц на двадцать шесть метров, перестрелка на двадцать шесть метров. В течение семи первых лет не было случая, чтобы приз был взят стрелком, убившим более десяти птиц, но в 1890 году все двенадцать птиц были биты на московском стенде сразу тремя стрелками: Всеволожским, Диц и Иконниковым.
Постепенно усложнялись и условия стрельбы. Так в 1903 году на московском стенде радиус круга был уменьшен на шесть метров и сравнялся с принятым в Монте-Карло.
Порядок состязаний на садочном стенде предусматривал также проведение соревнований между охотничьими обществами. С конца восьмидесятых годов периодически проводились матчи между Петербургским Крестовским обществом любителей садочной стрельбы и Московским отделом Императорского общества охоты. Такого рода состязания обычно проходили на последней неделе февраля и завершали в Москве сезон садок. В целом успех чаще сопутствовал петербуржцам, среди которых отличной стрельбой выделялись в девяностые годы С.С. Иконников, Д.К.Нарышкин, граф П. М. Стенбок.
Наиболее известными «мировыми центрами» голубиной садки во второй половине прошлого века были Канны и Монте-Карло; здесь ежегодно счет битой птицы — голубей специально выведенной «садочной» породы, а также разыгрываемых призов шел на многие тысячи. Со времени открытия садки в 1872 году ежегодные международные состязания в Монте-Карло, называемые «интернациональной неделей», в конце января привлекали сюда стрелков из многих стран мира. Самым престижным и дорогим был большой приз «Казино»: пять голубей на двадцать шесть метров и семь — на двадцать семь метров. Победитель этого приза получал очень крупную сумму, равную семи-восьми тысячам рублей и считался своего рода неофициальным чемпионом мира по садочной стрельбе. За период 1872—1895 годы приз «Казино» оказывался у стрелков Англии — десять раз (чаще всего), Италии — семь, Австрии — три, Бельгии — два, Франции — один и Америки — один. Стрельба по голубям входила и в программу II и IY Олимпийских игр (соответственно — 1900 год Париж и 1908 год Лондон). В 1910 году Международный олимпийский комитет исключил садочную стрельбу по живой птице из программ соревнований и осудил этот вид спорта как антигуманный.
Хотя некоторые из российских охотников принимали участие в соревновательной садочной стрельбе за рубежом, среди победителей Монте-Карло мы не встречаем имен из России. У российских стрелков шумные съезды в Монте-Карло, где царил дух совсем не «охотнической» общности, были малопопулярны. Но мы знаем, что, например, допущенный в 1890 году к участию в национальном состязании Общества стрельбы Франции товарищ председателя Московского общества охоты И. О. Аванцо выиграл четыре приза, при вручении ему которых в городском театре Сенса оркестр исполнил Русский национальный гимн («Боже, Царя храни!»).
Пожалуй, наиболее яркой фигурой среди российских стрелков был неоднократный «победитель международных садок в Канне, член многих охотничьих обществ в России и за рубежом Александр Андреевич Катуар де Бионкур (1863—1913). Потомственный дворянин Московской и Нижегородской губерний, издатель пушкинских рукописей, автор «Истории пулевой стрельбы» и многих статей в охотничьей периодике, владелец уникальной охотничьей библиотеки, он несколько десятилетий собирал коллекцию старинного оружия, которая в 1910 году была им подарена Российскому историческому музею (где сохраняется и поныне). Среди двухсот тридцати двух охотничьих ружей коллекции А. А. Катуар де Бионкура значительный интерес представляют подобранные с большим знанием дела образцы садочных ружей.
73 ФОТО Поддуб-03 А. А. Катуар де Бионкур
Хотя в некоторых странах садки уже в прошлом веке были запрещены законом, в России оппозиция стрельбы по голубям не была значительной. Своеобразная мода на охоту, как аристократичное времяпрепровождение исключала широкий протест против садки. Императорское общество покровительства животным обращалось к министру внутренних дел с ходатайством о запрете на садки, но никакого решения не последовало. В 1892 году аналогичное ходатайство о запрете садок на всем Кавказе возбуждало Тифлисское отделение Общества покровительства животным. В этом случае было прибегнуто к посредничеству Великого князя Михаила Михайловича и даже — обер-прокурора Синода А. В. Победоносцева. Подобное ходатайство, разумеется, не могло встретить сочувствия ни в среде занятого иными проблемами «общества», ни тем более в «свете», где высшим знаком августейшего благоволения считалось приглашение на царскую охоту в Гатчину, Беловеж или Спаду.
И все же, с приходом нового столетия голубиные садки в России начинают постепенно терять свою громкую известность. Автор статьи о московских садках в 1904 году констатировал «одно очень грустное явление на нашем стенде: нас постепенно, один за другим, покидают наши старые стрелки, наши ветераны, а с ними уходят и традиции доброго старого времени... Старые стрелки уходят, а новых, молодых что-то не пребывает. Это уж совсем худо, так не далеко и до того, чтоб наша садка захирела, да и теперь она держится почти что одними призами» (журнал «Природа и охота», 1904, № 4, с. 9).
Действительно, на рубеже веков московскую садку покинули те бескорыстные энтузиасты из числа охотников, заботами которых она во многом держалась. Умер И. О. Аванцо, бросили садку Н. И. Чиж, Д. И. Четвериков, А. А. Ланской... Но не только в уходе энтузиастов крылась причина «оскудения» садки как в Москве, так и в России вообще. Здесь можно назвать и громоздкость обеспечения садочной стрельбы, и ее малодоходность (в отличие от Западной Европы), и появление в начале XX века усовершенствованных типов машинок для пуска тарелочек, и распространение новых, более изощренных развлечений... Доход садки, складывавшийся из сборов с участников да продажи битой птицы в рестораны, был весьма скромным и ни на одном из российских стендов не превышал двух тысяч рублей в год. Конечно, трудно не согласиться с горячо защищавшим садку киевским охотником К. Е. Мельницким: «Такой способ увеличения общественных средств во всяком случае лучше, чем очищение путем лото и карт карманов своих сочленов и их семейств, расстраивая к тому же вдобавок бессонными ночами и ажиотацией игры их нервы и здоровье. Правда садками столько не заработаешь; мы за двадцать пять лет получили от садок сорок одну тысячу, в среднем, значит, около одной тысячи шестисот рублей в год, а вот другое охотничье общество, отчет которого лежит перед нашими глазами, за лото, карты и штрафы за игру до утра, получили за один только год сто двадцать девять тысяч пятьсот семьдесят один рубль!» («Очерк истории 25-летия Киевского отдела Императорского общества правильной охоты». Киев, 1913, с. 88). Деликатно не названное «другое охотничье общество» в данном случае — «Киевский клуб охотников и стрелков», некая своеобычная организация, члены которой, судя по просмотренным нами отчетам более всего ценили «семейные вечера и охотничьи прогулки».
Несомненно, часть российских охотников не принимала в голубиных садках никакого участия. И причина здесь не в отсутствии спортивного азарта или средств, а скорее — в неприятии стрельбы по несвободной птице и в широчайших возможностях охоты по перу в дореволюционной России. Состязаться в стрельбе можно было без особого труда и в поле. Так, заядлый «бекассинист» граф Д. С. Шереметев (кстати, напрочь игнорировавший садочную стрельбу) в еще неопубликованной книге охотничьих воспоминаний рассказывает об условиях своего матча с известным стрелком Мироновым (не состоявшегося из-за кончины последнего). Состязание должно было проводиться на участках гигантского болота в Рязанской губернии по тамошнему тощему и строгому бекасу. Заклад — одна тысяча рублей с каждой стороны, собаки — по желанию. Не стрелянная в пределах досягаемости птица засчитывается как промах. Мерность взлета определяется двумя судьями, сопровождающими каждого из стрелков. Соревнование должно было длиться целый день с перерывом на завтрак и обеденным отдыхом.
Д. С. Шереметев пишет и о состоявшейся состязательной стрельбе по бекасам (причем оба раза без собаки). Первое соревнование было у него в июле на приильменских лугах с князем В. С. Кочубеем. За день, с двухчасовым перерывом, Д. С. Шереметев взял сто двадцать бекасов, В. С. Кочубей — сто двадцать два. Второй раз стрельба происходила в октябре в Елизаветпольской губернии, на Геок-Чае. Д.С.Шереметев имел за день охоты сто восемь бекасов, его соперник полковник Киберт — сто два.
В начале столетия садочная стрельба по птице еще сохраняла среди российских охотников свою привлекательность. «Садочный бум» девяностых годов миновал, однако ряды сторонников садки если не множились, то и не уменьшались заметно; действовали и переоборудовались садочные павильоны в Киеве, Москве, Петербурге и Царском Селе. Была издана и единственная из известных нам на русском языке книг по садочной стрельбе — прекрасно подготовленное руководство Г. де Перно «Искусство садочной стрельбы». Какая-то грустная ирония есть в том, что эта выпущенная в Петрограде в 1914 году книга завершает обширную российскую библиографию статей о садках.
74 ФОТО Поддуб-04 Книга «Искусство садочной стрельбы»
С начала 1910-х годов все более популярной среди российских охотников становится стрельба по тарелочкам, причем правила соревнований первоначально совпадали с принятыми по птице. К 1915 году несколько московских обществ охоты располагали уже тремя хорошо оборудованными «тарелочными» стендами (близ станций ж/д Люберцы, Царицыно и Снегири) и намечали открытие еще двух.
Завершающим аккордом российских сезонов голубиных садок стала пасхальная неделя 1916 года: 14—17 апреля на петроградском Крестовском стрельбище разыгрывалось пятнадцать призов при участии шестнадцати петроградцев, четверых москвичей и одного стрелка из Киева. Состязания были устроены Обществом поощрения полевых достоинств охотничьих собак и всех видов охоты. Самый почетный — приз президента Общества Великого Князя Николая Николаевича (двадцать пять птиц с тридцати одного метра, убить не менее двадцати трех, при условии не дать двух промахов кряду) был взят москвичом Н. С. Шуцманом, стрелявшим «чисто» и поразившим всю серию. Результаты стрельбы свидетельствуют об очень высоком классе московских садочников (Н. С. Шуцман, А. П. Шорыгин, И. Ф. Уткин, И. И. Тверской), завоевавших девять первых призов, значительную часть вторых и третьих. Предел истории голубиных садок в России, как впрочем и самой императорской России, окончательно положил 1917 год.
Возможно ли возрождение садочной стрельбы по птице в современной России? «А что у нас сегодня невозможно?» — ответим на вопрос вопросом. Законодательных препон такое начинание, кажется, не имеет и учитывая ностальгию по «внешним знакам» навсегда ушедшей эпохи, вполне может составиться компания граждан, пожелавших учредить садку. Существует же такого рода «спорт» в современной Франции, Италии или Египте.
Одно не вызывает сомнения — настоящих охотников, истинных поклонников Дианы среди новоявленных садочников мы не увидим. «По крайней мере ощущаю огромную разницу между стрельбой на садке и настоящей охотой и совершенно не могу признать никакой солидарности между охотой и избиением ловленных, несвободных птиц», — еще сто двадцать лет назад писал составитель «Словаря ружейной охоты» С. И. Романов. Конец XX века — не конец XIX-го, с его пафосом «победы техники над природой». Образно говоря: в прошлом веке был Дарвин, в нашем Даррелл. Изменилась охотничья этика, иным, менее потребительским, стало отношение к животному миру. Еще более увеличилась дистанция, отделяющая охоту на вольную дичь — действительно благородную страсть от спортивной потехи — истребления заранее к тому уготованных птиц.
По части настоящей же голубиной охоты возможности у нас ограничены лишь временем года. Но если вы вкусили прелесть этой изысканной охоты где-нибудь в бескрайних подсолнечниках черноземной России, то уверен, ни на что не променяете удачный дуплет по горлицам или приятную тяжесть двух-трех вяхирей в ягдташе. Да я и сам в таком смысле «голубятник».
