ГЕПТНЕР Владимир Георгиевич
Очерк основан на многолетних наблюдениях автора в Туркмении, в частности на материалах экспедиции 1942 г. в Бадхыз (южная часть пустыни между Мургабом и Тедженом).
Есть звери, которых знают только ученые зоологи, есть такие, которые известны и охотникам, есть, наконец, звери, которых знают все.
Они входят в жизнь и быт народа, живут в его преданиях, и поэзии, и в народном искусстве. В первых сказках, которые слышит русский ребенок, обязательно действуют медведь, лиса и серый волк. Такие животные как бы олицетворяют природу страны, становятся ее эмблемой. В старину их изображения помещали в гербах. На древнем гербе Иркутска был изображен соболь, в герб города Колы на Мурмане Петр I поместил кита.
Степи и пустыни Азии олицетворяет джейран. Эта небольшая антилопа издавна фигурирует в поэзии туркмен, узбеков, казахов и других народов Азии. С древнейших времен воспевали ее и персидские поэты, для которых газель — тот же джейран — всегда была эмблемой изящества и красоты. «Глаза газели» — сравнение, которое вошло во все языки мира. Для охотника джейран — желанная и почетная добыча.
Именно совершенная красота и изящество — первое впечатление от джейрана, и оно укрепляется тем сильнее, чем больше наблюдалось это животное в его природной обстановке или в неволе. Наблюдать джейрана, значит любоваться им.
Джейран невелик. Высота его в плечах около 70—80 см, а длина тела от носа до корня хвоста около 100—120 см. Хвост очень короток (около 17—21 см). Общая окраска животного желтая с легким охристым оттенком. Брюхо белое, и светлые затеки поднимаются на бока. Хвост черный. В связи с этим одно из местных названий джейрана — «кара-куйрюк», что значит «черный хвост». Сзади на ляжках располагается большое белое пятно — яркое и блестящее «зеркало». Самка немного поменьше самца и отличается, кроме того, отсутствием рожек. У самца они довольно велики, достигают длины 35—40 см, слегка лировидно изогнуты и поставлены почти вертикально. Уши довольно длинные, глаза большие, темные и очень выразительные.
Стройности сложения джейрана соответствует исключительное изящество его движений. Они легки и очень быстры, хотя на первый взгляд кажутся неторопливыми. С лежки встревоженное животное вскакивает, как подброшенное пружиной. Бежит джейран с необычайной стремительностью и на полном ходу идет со скоростью до шестидесяти километров в час.
Одиночный скачущий джейран или табунок представляют собой зрелище изумительно красивое. Животные мчатся огромными прыжками, вытянувшись вперед и высоко подпрыгивая. Они касаются копытами земли на такое короткое мгновение, что глаз почти не улавливает его. Кажется, что звери летят, стелясь над степной травой. Когда она желта, окраска их почти сливается с фоном, и лишь мелькают, как бы вспыхивая белые зеркала, и торчат над ними поднятые кверху черные хвостики. Впрочем, по своей воле, т. е. ненапуганные и непреследуемые джейраны в такую скачку не пускаются. Они бредут не торопясь, обычно свесив голову, как бы лениво переставляя ноги, скусывая попутные травинки, приостанавливаются или пускаются легкой трусцой с тем, чтобы опять перейти на шаг.
Широкая известность джейрана объясняется обширной областью его распространения. Она тянется по пустыням и южным степям от Китая (Алашань и Цайдам) через Монголию и Среднюю Азию до Каспийского моря. На юге джейран водится в Афганистане и в Иране, и небольшой участок обитания зверя находится в степях восточного Закавказья — в Азербайджане.
В Советском Союзе северная граница распространения джейрана тянется по линии от Балхаша через Аральское море и до устья Эмбы в Каспийском море. Кое-где джейран встречается и немного севернее этой линии, а годами, уже заходом, звери появляются далеко на севере. Известен, например, случай встречи джейрана у Актюбинска.
Численность джейрана в разных частях области его обитания очень неравномерна. Это зависит от благоприятности местных природных условий и от развития способов охоты.
Джейран — житель жарких засушливых областей, но встречается и в настоящих суровых пустынях. Однако обширных песчаных пустынь он избегает. Поэтому его нет или он редок на значительной части Каракумов и Кызылкумов и некоторых других песчаных массивов. Он охотнее всего придерживается мест с плотной почвой и с возможно более богатой травянистой растительностью, хотя может жить и на крайне скудных полынных пастбищах.
Джейран — равнинное животное и предпочитает пространства с широким открытым горизонтом и хорошим обзором. Однако, если есть хорошие пастбища и другие благоприятные условия, например, вода, то джейраны держатся и в холмистых местностях, и по увалистым предгорьям. Иногда по широким долинам они поднимаются до высот в 1000 м и даже больше. Это имеет место, например, кое-где в Семиречье, а в южной части Туркмении в некоторых местах джейрана можно иногда встретить и в ущельях невысоких гор.
Джейран может приспособляться к весьма разнообразным и суровым условиям. Он выносит и страшный зной пустыни, и зимние морозы, достигающие 30 градусов, и снег, правда, непродолжительный, и может жиреть на таких скудных пастбищах, где, кажется, нечего взять. Способность же его так или иначе применяться к безводью иной раз просто поразительна.
Одно из замечательных и важных проявлений этой общей биологической гибкости джейрана — его отношение к человеку.
Говоря о джейране, обычно отмечают его крайнюю осторожность и пугливость. «Осторожные джейраны», «чуткие» антилопы, скрывающиеся при первом появлении человека», «пугливые газели, уносящиеся, как ветер», — так обычно говорят о джейране. Часто особо указывают на то, что он «избегает близости человека». Создается мнение, что совместное существование джейрана с человеком невозможно и что это коренится в самой природе животного.
Это мнение совершенно неправильно и представляет собой одно из многих заблуждений, связанных с нашими животными. На первый взгляд, впрочем, для него есть основания. Действительно, почти везде джейран крайне осторожен и держится в самых глухих местах вдали от человеческих поселений. Подойти к нему в открытую можно не ближе чем на несколько сотен метров, и испуганные животные действительно «умчатся, как ветер», и скроются из глаз. Причина этого, однако, отнюдь не в каких-то особых свойствах животного, «врожденной» пугливости его или природном страхе перед человеком. Эта причина только в том ожесточенном и беспрерывном преследовании, которому джейран подвергается всюду и уже многие десятилетия, а местами и века. Это прекрасное животное — истинное украшение пустынь и степей, — к сожалению, местами загнано до того, что оно уже почти не в силах бороться за свою жизнь. Не помогает и осторожность и пугливость, и животное исчезает, а в некоторых местах исчезло уже совершенно.
Когда-то джейран был равномерно распространен по всем равнинам Средней Азии, Южного Казахстана и восточного Закавказья и встречался в большом количестве. В настоящее время область его обитания изменилась мало, хотя кое-где он и истреблен совсем, но резко уменьшилась его численность.
Это заметно везде. Там, где животное было очень обыкновенным и даже многочисленным, оно стало редкостью. Еще недавно звери водились у самого Ашхабада, теперь их надо искать за несколько десятков километров от него. Когда-то на пути из Красноводска в Ашхабад и из Ашхабада на Мары из окна вагона можно было почти всегда видеть табунки джейранов. Теперь это случается очень редко. Там, где зверь в определенное время года ходил стадами в сотни, а подчас и тысячи голов, сейчас видят табунки лишь по нескольку десятков джейранов, а то и того меньше. Там, где джейрана мог добыть каждый охотник, теперь это удается лишь счастливцу или первоклассному мастеру.
Особенно пострадали джейраны в Закавказье. Из открытых степей звери переходят уже в холмы предгорий, но и это их не спасает. Джейраны живут здесь в кольце гор, и уйти им некуда. Нет и прикочевки со стороны, которая пополняла бы убыль.
Издавна обилием зверя славилась Туркмения и, хотя общее поголовье туркменских джейранов сократилось очень резко, самые богатые джейраном угодья и сейчас находятся именно здесь.
На юге страны, особенно в области между верхними течениями Мургаба и Теджена (Бадхыз), в пустынной и мало населенной, но богатой травами местности джейран очень обыкновенен. Путешествуя здесь в летнее время, джейранов видишь каждый день, в иные дни их встречаешь несколько десятков. Зимою же нередко встречаются табунки в несколько сот голов. Зверя больше, чем в хороший год зайца под Москвой, и добыть джейрана тут иной раз проще, чем «шумового» зайца в Московской области. Обилие зверя поражает даже человека, знакомого с другими местами Средней Азии, а на новичка производит неизгладимое впечатление. Здесь же несколько лет существует заповедник, и джейрана в последние годы бьют меньше.
И все-таки это только остатки былого изобилия. Вот описание известного тифлисского зоолога Радде, прошедшего этими местами свыше 60 лет назад. «Вечером 9 мая 1887 года вся степь вокруг колодца Адам-Элен была буквально покрыта этими антилопами. Куда бы ни направлялся взор, всюду встречал он табунки в 150 и более голов. Я думаю, что не преувеличу, если скажу, что за охоту, продолжительностью едва более часу, мне на глаза попалось около 1000 антилоп».
В другом месте этот же автор сообщает, что, по полученным им сведениям, за зиму 1887—1888 г. артель Иолотанских туркмен, кроме огромного количества лисиц, добыла около 7000 шкур, главным образом, джейранов. Если эти цифры может быть несколько и преувеличены, то все-таки говорят о многом. Подобного обилия зверя теперь нет.
Приведенный пример очень показателен. Он говорит о том, что «много» зверя в нашем теперешнем смысле значит совсем не то, что это значило для наших дедов.
Конечно, с увеличением народонаселения, развитием сельского хозяйства и промышленности уменьшение количества зверя неизбежно. Весь вопрос в том, должно ли оно идти таким темпом и, главное, достигать столь низкого уровня, как мы это иногда наблюдаем. На это можно ответить отрицательно. Почти любое животное может уживаться в соседстве с человеком и достигать высокой численности даже тогда, когда человеческое население довольно густо. Никакого «природного» страха перед человеком у большинства зверей нет, и очень мало среди них таких, которые безусловно «избегали» бы человека. Только прямое и неразумное преследование без интереса к зверю, без знания его жизни, без интереса к охоте и без заботы о будущем приводит к тому, что количество зверя падает: он уходит в самую глушь, и богатые охоты становятся сказкой.
Прекрасным примером того, как животное может уживаться с человеком почти без страха перед ним, служит именно джейран — «пугливая газель».
Там, где джейрана не преследуют на каждом шагу, он поражает своей доверчивостью. В Бадхызе джейраны пасутся в виде отар, открыто подпускают человека метров на 300, подчас на 200, и только после этого начинают спокойно уходить.
Я знаю много случаев, когда звери на лежке подпускали людей на несколько десятков метров и уходили не торопясь. Не раз бывало, что джейраны вставали от пешего человека в 20—30 м и останавливались, рассматривая его. Даже зверь, бросившийся наутек, не уходит далеко. Со скачки — если по нему не было стрельбы — он скоро переходит на рысь, потом на шаг и, наконец, останавливается в 300—400 м. В Бадхызе я наблюдал, как животное, отойдя от поднявшего его человека на каких-нибудь 100—150 м, ложится снова. В Азербайджане, где джейрана преследуют очень энергично, к нему нельзя подойти ближе чем на 800—700 м: звери пускаются вскачь и уходят из вида.
С моей помощницей по экспедиции М.Л.Калецкой был случай, который она описывает в своем дневнике так: «Уже около часа сидела я у норы слепушонки, налаживая капканчики. Солнце уже садилось. Вдруг я услыхала за собой шорох, и по склону холма посыпалась земля. Я осторожно обернулась и замерла: в двух-трех метрах от меня на склоне стояла джейранка с детенышем. Очень осторожно, готовые каждое мгновение умчаться, но с огромным любопытством они разглядывали меня. Джейранка стояла неподвижно, поглядывая то на меня, то на малыша, а он вертел головой, переступая с ноги на ногу, принюхивался и громко сопел.
Прошло минуты две. Я шевельнулась, и в то же мгновение звери сорвались с места и несколькими резкими прыжками ушли в лощину. С возвышения мне было видно, как они стали там пастись».
Надо отметить, что звери пьют воду на колодцах и родниках в самой непосредственной близости к человеку. Животные могут совершенно регулярно в значительном числе ходить на водопой, даже если метрах в 250 от него находятся кибитки и кошары, бараны и люди, и слышен собачий лай. Обычно это происходит ночью, но иногда, если колодец подальше, звери приходят к нему и засветло. Бывает, что они за ближайшим увалом ждут, пока напоят овец, чтобы сразу после этого подойти к колодцу и воспользоваться водой, которая остается в колодах.
Можно сказать даже больше: джейран не только не уходит от человеческих поселений в глубь пустыни, но, наоборот, летом из глубины пустыни собирается к ним, потому что здесь есть вода. У него имеется явное стремление к соседству с человеком. Если при этом зверя бьют и вообще преследуют умеренно, то поведение его и принимает именно такие формы.
Совершенно понятно, что такое поведение определяется зноем в жаждой, однако способность джейрана жить в соседстве с человеком совершенно несомненна. Это главное, а страх перед человеком и пугливость — уже вторичное явление.
Джейран — стадное животное. Однако в разное время года он ведет себя различно. Большие стада джейранов, достигающие тысячи голов, встречаются только зимой. В это время года джейран вообще держится большими группами, зачастую в несколько десятков голов, иногда до сотни. Такой табун — довольно постоянное образование, и состоит он из самцов и самок. Более крупные табуны представляют собой соединение несколько таких стад, по-видимому, не очень постоянное. Несколько, скажем, полусотенных табунов, соединившись более или менее случайно в каком-либо особо благоприятном месте, например, на хороших пастбищах, составляют огромную «отару», поражающую наблюдателя. Эти скопления легко образуются, но, очевидно, легко и распадаются.
Величина зимних табунов зависит от общей численности зверя в данной местности и может до известной степени служить показателем общего обилия зверя. Впрочем, надо иметь в виду, что в сведениях о размерах зимних стад бывает много преувеличений. Частью это объясняется тем, что пересчитать зверей в большом табуне, тем более движущемся, очень трудно. Самки родят весною, в Туркмении — около 1 мая. Перед родами они поодиночке покидают табуны и удаляются в глухие места. С этого момента и до конца лета или начала осени самки ведут одиночный образ жизни и вместе с молодыми составляют небольшую группу в 2—3 особи, которая существует совершенно самостоятельно. С другой такой же группой они соединяются редко, очевидно, ненадолго и избегают самцов. Так материнство подавляет стадные наклонности животного, и перелом этот происходит очень резко.
Уход самок не только меняет состав табунов, которые теперь состоят уже из одних самцов. Численность отдельных табунов сокращается примерно вдвое. Весною таких огромных скопищ, как зимою, наблюдать уже не приходится. Это происходит не только потому, что уходят самки, но и потому, что самцы начинают разбиваться на более мелкие группы. В мае и июне в южной Туркмении еще можно встретить стада рогалей (самцов) голов в 30—40, но позже они держатся табунами в 3—4 головы, изредка до десятка, и еще реже — больше.
К концу лета или к осени, когда молодые уже стали величиной с матку, разрозненные и самостоятельные группы понемногу начинают сбредаться. Семейные группы маток сливаются друг с другом и с табунками самцов, отдельные такие группы соединяются с другими, и понемногу создаются зимние отношения.
Самое трудное время года для джейрана — лето. Туркестанское солнце жжет нещадно, неделями на небе нет ни облачка, а ветер в разгар лета так сух и жарок, что не приносит облегчения. Кажется, что он только усиливает зной.
От жары и солнца джейрану в открытой пустыне деться некуда, и он должен так или иначе выносить их в полной мере. Казалось бы, что этому сыну пустыни зной? Достаточно, однако, хоть немного познакомиться с жизнью зверя на воле, чтобы убедиться в том, что жара дается ему нелегко. В полуденный зной животное лежит совершенно неподвижно, закрыв глаза, и только потряхивает ушами, отгоняя липнущих к нему мух. Зверь ищет хоть самую маленькую тень. Он ложится вплотную к стене старой мусульманской могилы, под обрывчиками высотою в метр или того меньше, а когда нет и этого, то в кружевную тень пустынного кустарника. Для него имеет значение даже совершенно призрачная тень полынной былинки, в которую он кладет голову. Иной раз зверь так вяло и лениво встает с лежки, что ясно видишь, как ему жарко и как его истомило солнце.
Зной сам по себе джейрану не страшен. Страшно безводье, связанное со зноем. Осенью, зимой и весной воды в растениях так много, что она вполне удовлетворяет потребность организма животного. Имеется даже избыток ее, покрывающий, например, расход воды в молоке у кормящих самок. Кроме того, всякий излишний расход влаги звери легко пополняют на месте. Пустынные источники в это время полноводны, иногда есть снег, проходят дожди, кое-где встречаются лужи или озерки. При отсутствии зноя и сухого ветра и расход влаги через испарения у животного очень мал. Поэтому в эти месяцы (примерно до мая) звери совсем или почти совсем не ходят на водопой.
Летом, в зной, сильно повышается расход воды через испарения. В организме создается недостаток воды. Вместе с тем растения в это время сухи и почти перестают играть роль источника влаги для животного. Возникает потребность в «свободной» воде, т. е. в водопое. Однако большинство водоемов к этому времени исчезает, и это создает для животного очень сложное положение.
Вся летняя жизнь джейрана определяется, с одной стороны, тягой к воде и, с другой — экономией влаги в организме. При сколько-нибудь внимательном наблюдении это видно в каждой мелочи.
Прежде всего животное меняет свой образ жизни. Среди дня джейран уже не пасется, и все жаркие часы лежит. Он бродит и кормится только утром, вечером и ночью.
Под вечер пустыня преображается. Днем совершенно мертвая, придавленная зноем, в предзакатные часы, под косыми лучами заходящего солнца она начинает отсвечивать золотом. Понемногу падает сухой и жаркий ветер, весь день рвавший с растяжек палатку и неистово шипевший и свистевший в желтой траве. В наступающей тишине зной спадает, и начинаешь испытывать какое-то чувство облегчения и бодрости. Кажется, что и вся бескрайная пустыня охватывается тем же ощущением. По холмам ложатся тени; их очертания, днем совершенно поглощенные прямыми лучами слепящего белого света, из туманных и призрачных становятся ясными и четкими. Небо над ними делается синее. Оно переходит в тон старинных изразцов Бухары, и кажется, что стало глубже.
В это время и встают со своих дневных лежек джейраны. Они появляются как-то неожиданно. Где еще час назад было совершенно пусто, видишь то табунок, то матку с молодым, то одиночку. Звери щиплют траву, иногда перебегают с места на место или медленно бредут, повесив голову. Иные, замерши в полной неподвижности, подняв голову и наставив уши, высматривают вдали что-то, встревожившее их, — может быть, лису или дикого кота, отправившегося на охоту. Под косыми лучами на желтом покрове пустыни окраска джейранов приобретает яркий, какой-то апельсиновый оттенок, а белые «зеркала» бегущих зверей при каждом прыжке вспыхивают фосфорическим светом. Именно в эти часы раскрывается вся прелесть пустыни, обвораживающая человека, заставляющая забыть и зной, и утомление, и сушь, от которой трескаются и кровоточат губы, и душные ночи, когда жаркий ветер поземкой засыпает постель тончайшим песком, и горькую воду глубоких колодцев пустыни. Кто раз видел настоящую пустыню в ее полной красе и табунки джейранов в ней, того всегда будет тянуть к этим просторам, и джейран для него будет олицетворением их красоты.
На пастьбу джейран далеко не ходит, а кормится тут же, у лежки.
Такой дневной круг жизни обеспечивает ему наибольшую экономию влаги, находящейся в организме. Однако дефицит остается, он и пополняется водопоем. Джейраны начинают регулярно ходить на воду.
О водопоях джейранов существуют самые странные представления. Можно, например, слышать и даже читать о том, что звери ходят на водопой за 20, 30 и чуть не за 100 км и что при огромной быстроте их бега им это не составляет труда. Это в высшей степени странное заблуждение. Прежде всего надо заметить, что даже самые быстроногие копытные бегают только в том случае, когда они испуганы или спасаются от опасности. Бег со скоростью 50—60 км — способ самозащиты, а не способ передвижения. Неиспуганный зверь будь то олень, кулан или джейран, идущий хотя бы на водопой, движется медленно и как бы лениво. Он свешивает голову, потряхивает ушами, прихватывает травинку, останавливается. Вообще он отнюдь не имеет того гордо-бодрого вида, с каким его обычно изображают художники, видящие большей частью испуганного или насторожившегося зверя. Джейран ходит именно так, не делая лишних усилий, и тем самым экономит влагу. От скачки на водопой и обратно толку не было бы: зверь израсходовал бы воды больше, чем получил на водопое. Джейран выбирает, для этих переходов и самое выгодное, «прохладное» время — ночь и зори.
Однако и медленная ходьба на несколько десятков километров тоже невыгодна. Расход влаги, хоть и в иной форме, был бы тоже велик, а кроме того, зверю ничего не оставалось бы, как только ходить к роднику и на лежку. Не было бы времени ни для пастьбы, ни для отдыха. Животные находят из этого положения простой выход, наилучший с точки зрения экономии влаги и энергии. Зимой, осенью и весной, когда водопои не нужны, звери распространены по пустыне более или менее равномерно и встречаются в самых глухих ее местах. В зной же они перекочевывают к водопоям и собираются обычно в радиусе около 10 км от них. Таким образом, создается положение, при котором поход на воду занимает всего несколько часов и укладывается в ночь. Выпитая вода, следовательно, стоит наименьшего возможного расхода сил и влаги.
Вопрос о том, часто ли пьет джейран, столь же интересен для охотника, как и для зоолога. Об этом тоже нет единого мнения, и существуют весьма странные представления. Обычно думают, что зверь ходит на воду каждый день.
Старые туркменские охотники как-то говорили мне, что есть джейраны, которые в зной пьют часто, но есть и такие, которые вообще на водопой не ходят, и что эти звери особенно жирны. Как зоолог, я за много лет работы научился ценить охотничий опыт, но тут усомнился. Действительно, достаточно хоть раз в сильную жару увидеть, какой жалкий вид у зверя, измученного жаждой, чтобы существование без водопоя представилось невероятным. И вместе с тем, как показали мои исследования в Туркмении и наблюдения ашхабадского ботаника Н.В.Минервина, старые охотники оказались правы или почти правы. Очевидно, часть зверей не пьет летом совсем или пьет очень редко. Откуда же они берут воду?
Мне пришлось вскрыть много джейранов, и меня каждый раз поражало, что у зверей желудок всегда был полон совершенно зеленой массой. И это тогда, когда кругом все желто и трава суха до такой степени, что вспыхивает легче пороха. Есть, однако, в пустыне такие упрямые травки, которые зелены даже в самый разгар лета. Они часто шиповаты и колючи, но все-таки зелены и, значит, содержат влагу. Их-то джейран и выбирает. По моим подсчетам, с такой пищей джейран может получить до двух литров воды в сутки.
Порция, конечно, не большая, но нужно иметь в виду два обстоятельства: во-первых, это особенно полезная для организма, так называемая «вегетационная» вода; во-вторых, вся жизнь, все поведение джейрана построено на экономии влаги, находящейся в его организме. При таких условиях двух литров зверю может хватить, и он в состоянии обойтись без водопойной воды. Очевидно, этим объясняется, что в некоторых местах довольно значительное количество джейранов живет на очень большом расстоянии от воды и не ходит на водопои. Вегетационной воды, очевидно, может хватить даже на довольно благополучное существование: ведь именно за лето — к августу-сентябрю — некоторые звери нагуливают слой жира в палец. Конечно, совершенно не исключено, что иногда такие джейраны все-таки выходят на воду.
Те джейраны, которые живут близ родников, видимо, пьют регулярно. Однако я думаю, что отнюдь не ежедневно. Они, конечно, тоже пользуются вегетационной водой, и это позволяет им ходить на водопой раз в несколько суток. Если бы все многочисленные джейраны Бадхыза пили каждый день, то у немногих имеющихся там родников они каждую ночь толпились бы целыми стадами. А этого нет.
Тем не менее, когда дело доходит до крайности, джейраны жестоко страдают от жажды. Они имеют вид совершенно измученный и истомленный, идут едва переставляя ноги, свесив голову чуть не до земли, и вяло шевелят ушами, отмахиваясь от мух. В таком состоянии зверь пьет подчас самый отвратительный рассол, который обжигает рот человеку и противен даже верблюдам. У воды такое животное теряет всякую осторожность и, даже чуя и видя человека в засидке, идет иной раз прямо на ружье. Красавец-джейран в такой момент просто жалок. Я однажды опустил ружье, отказавшись от верного выстрела, хотя мне нужен был и научный материал, и еда для оскудевшей в пустыне экспедиции, и трофей для моего охотничьего самолюбия.
Джейран — везде излюбленный объект охоты и желанная добыча. Способов охоты на него существует довольно много. Каждый из них основан на использования какой-нибудь биологической особенности зверя.
Самый распространенный способ — засидки на водопоях. По существу это способ браконьерский, так как наиболее добычлив он в то время, когда охота на зверя запрещена, а именно в разгар летнего зноя. Впрочем, часть сезона, когда можно практиковать этот способ, падает на открытое для охоты время. Это один из самых добычливых способов потому, что водопоев в зной мало, а следовательно, количество мест, куда должен выйти джейран, очень ограничено, и выходит он к ним почти наверняка.
Около воды, немного в стороне, делается засидка. Обычно это яма, в которой удобно сидеть. По краю втыкают полынные былинки: они маскируют яму и скрывают охотника. В засидку садятся засветло, до захода солнца, и сидят всю ночь, потому что джейраны приходят в разное время. Иногда полезно посидеть до 10 часов утра, так как некоторые звери выходят на воду очень поздно. Охота эта скучновата, но очень проста и добычлива. Зверь иногда положительно «ломится» к воде, мало осторожен, и добыть его просто. Иной раз приходится удивляться, из каких примитивных засидок, едва скрывающих охотника, бьют джейрана на колодцах в глубине пустыни. Иногда, впрочем, на воду выходит такой стреляный рогаль, который будет бродить в отдалении и трепать нервы охотника часа полтора, а потом уйдет пить на другой родник.
Охота эта плоха и в том смысле, что при ней довольно много зверя портится зря, так как не слишком щепетильные охотники стреляют зачастую в полной темноте. Но этот способ охоты, если он применяется в разрешенное время, осуждать не приходится. В нем есть особенности настоящего спорта, а с точки зрения чисто практической эксплуатации зверя он вполне разумен. В частности, в августе и сентябре добывается зверь высокой упитанности.
Беда в том, что этим способом широко пользуются в запретное время. Главное же заключается в том, что джейрану на водопое не дают покоя. Как сказано, реже или чаще пьет все-таки главная масса зверя, и в зной джейраны даже перекочевывают к определенным водопоям. Таким образом, получается, что все поголовье джейранов на многих десятках квадратных километров, т. е. иногда сотни зверей, связаны с одним родником или источником. Понятно, что если родник из-за постоянной стрельбы на нем делается для зверей недоступным, то они покидают всю окрестную пустыню.
К воде джейран обычно подходит определенной тропой. По пути на родник он часто идет одними и теми же местами, например, седловинкой между барханами, подчас выбивая явственные дорожки. Во вневодопойное время зверь тоже охотно придерживается своих троп. На этом основан лов джейранов капканами. В глубине пустыни нередко можно найти эти капканы, и, конечно, к сожалению, в отдельных районах лов ими идет круглый год, как ловили отцы и деды.
Зимою, когда звери на воду не ходят, туркмены практиковали оригинальный способ охоты с верблюдом. Кое-где он в ходу и сейчас. Он основан на том, что джейраны не боятся пасущихся верблюдов, если при них нет человека. Подчас они мирно кормятся бок о бок. Охотник идет с верблюдом и, скрываясь за ним, осторожно и не торопясь, направляет его к пасущимся джейранам. Подойдя на короткое расстояние, стреляет. Этот способ требует терпенья и уменья, и не очень добычлив. Достоинство его в том, что его можно применять, когда другие приемы негодны. Можно и не идти домой пешком, и не тащить на плечах убитого зверя...
Однажды мне пришлось столкнуться со способом охоты, который можно назвать стрельбой «шумовых» зверей или стрельбой «в узерку». Ходовая охота, пока я ее не испытал сам, казалась мне невероятной. Способ этот употребляется очень редко и только там, где зверя много.
Это летняя охота, производящаяся только в жаркое время года. В полуденные знойные часы, когда джейран лежит, разморенный солнцем, охотник пешком отправляется по местам, где можно предполагать больше всего лежек. Охотник идет обязательно против ветра, чтобы не «одушить» зверя. Чем ветер сильнее, тем лучше. Шум и свист в траве глушит зверя, у которого внимание и так ослаблено дремотой и жарой. Часть джейранов встает из-под охотника довольно далеко, но нередко звери поднимаются вполне в меру верного выстрела картечью, не говоря уже о случаях подъема чуть ли не из-под ног.
В удачный день в хороших местах этим способом можно взять и двух, и трех джейранов. Охота эта трудна. Утомительна ходьба в жару, но еще труднее в июльское пекло тащить добытого зверя на плечах. В промысел такая охота, конечно, не годится, так как дичь начинает портиться уже через какой-нибудь час-два и, кроме того, мала ее упитанность. Не годится этот способ и по времени года, а также и потому, что под выстрел часто попадают матки и молодые.
Все эти и некоторые другие способы практикуются искони по всей области распространения джейрана. Охота в старину, да еще и недавно, шла без соблюдения законных сроков. Это, понятно, снижало общую численность поголовья зверя, но процесс снижения шел медленно и, вообще говоря, не принимал острых и резко угрожающих форм.
Настоящая беда обрушилась на джейрана, когда в степях и пустынях появился автомобиль. Машина прежде всего дала возможность в поисках зверя обследовать большие пространства и легко проникать в очень глухие места. Скоро обнаружилось, что джейран ведет себя по отношению к машине весьма странно: он не проявляет перед ней особого страха. Главное же в том, что преследуемый табун, вместо того, чтобы уходить в сторону, все набирая скорость, старается пересечь автомобилю дорогу. За джейраном стали охотиться все, кто имел возможность пользоваться машиной. Очень быстро появились такие «мастера» шоферы, которые умели пропустить табун чуть ли не под самым радиатором. В этот момент и шла стрельба всей «охотничьей» компании.
Способ этот — сам по себе крайне вредный — и практиковался преступно. Всякий проезжий шофер бил зверя, когда ему угодно, и целые компании выезжали в любое время года. Много зверя при неверной стрельбе, конечно, портилось. Джейрану в некоторых местах просто не стало житья. Браконьеры были очень смелы, так как на машине легко скрыться.
Пагубные последствия такой «охоты» сказались очень быстро. Не только специальная, но и широкая печать стала требовать решительного прекращения беспорядочного истребления джейранов. В ряде республик, например, Азербайджане, были изданы строгие правительственные запреты охоты с машиной и другие распоряжения, ограждающие джейрана. Дело теперь заметно улучшилось, но поголовье джейранов все же резко сократилось.
Нам пора отказаться от мысли о том, что джейрана у нас «много», и резко изменить к нему отношение. Первая и ближайшая задача заключается в том, чтобы остановить уменьшение численности джейрана и сокращение его ареала. Добиться этого можно прежде всего абсолютным и действенным, «невзирая на лица», запретом автомобильной охоты.
Кроме того, необходим пересмотр сроков и правил охоты на этого зверя, чтобы создать для него более благоприятные условия существования. В ряде мест (большая часть Туркмении), очевидно, потребуются длительные запуски, а кое-где, как в Азербайджане, эту антилопу придется запретить к добыче на неограниченный срок и объявить ее национальным памятником природы.
Вторая неотложная задача — это доведение численности джейрана до высшего возможного предела, т. е. до насыщения наших угодий этим зверем. Рассчитывать, что мы сможем восстановить численность джейрана до того уровня, на котором она была 100 лет назад, было бы беспочвенным мечтанием. У нас в стране многое изменилось и меняется, и площадь естественных угодий, удобных для джейрана, уменьшается. Увеличивается население, растет количество скота, наконец, большие пространства пустыни осваиваются под поливные земли. Орошение значительной части степей Азербайджана — дело ближайших лет. Тем не менее, у нас есть все возможности намного увеличить количество джейрана. Если же принять некоторые специальные меры, можно довести его плотность в подходящих местах до весьма высоких цифр, даже более высоких, чем это было раньше.
Джейран исключительно благородный материал для правильного охотничьего хозяйства. Надо пожелать, чтобы в Туркмении в ближайшее время были созданы джейрановые охотничьи хозяйства.
С промысловой точки зрения джейран — животное очень выгодное. По моим подсчетам, зверь, битый вовремя, дает в среднем около 12—15 кг отличного мяса, хорошего дичного вкуса, т. е. продукт более ценный, чем обычное мясо. Взрослые рогали дают до 18—19 кг. Шкура джейрана часто бросается вовсе или используется очень примитивно. Вместе с тем, как и шкура других (африканских) мелких антилоп, она несомненно может перерабатываться на дорогую перчаточную замшу.
Темп размножения джейрана очень высок. Самка родит уже в годовалом возрасте и приносит двух ягнят, т. е. прирост поголовья идет очень быстро. Молодые к осени уже достигают размеров взрослых животных, могут идти в промысел и дают полное количество продукта.
Джейран обладает исключительной способностью отлично существовать на бедных кормах самых бесплодных частей пустыни. Как и овца, он берет траву под корень и даже в годы суровых засух и неурожая трав умеет найти для себя достаточное пропитание. Есть данные, что и в самые скудные годы упитанность джейранов все-таки высока, и они гораздо меньше страдают от бескормицы, чем опекаемые человеком овцы.
У джейрана много врагов, и ежегодно значительная часть приплода гибнет от хищников, начиная с диких кошек и лисиц, и кончая волками и гепардами. Однако и это возмещается исключительной жизнеспособностью вида. Она проявляется, в частности, и в том, что у джейрана почти нет естественных изменений численности. Она колеблется главным образом в зависимости от степени преследования человеком. Это значит, что регулирование численности находится почти целиком в наших руках.
Ведение хозяйства на джейрана облегчается способностью животного уживаться в тесном соседстве с человеком и легкостью добывания зверя, находящегося в сколько-нибудь нормальных условиях.
В этом очерке не место развертывать планы организации охотничьего хозяйства на джейрана. Специфическая сторона этого дела заключается в том, чтобы дать зверю воду. Постоянные и спокойные водопои делают всю жизнь поголовья нормальной. Звери никуда не выселяются, не кочуют и постоянно держатся в районе водопоев. К спокойным родникам идет даже прикочевка зверей из тех участков пустыни, где их на водопое сильно тревожат.
Таким способом можно переманить и «перевести» к себе джейранов из весьма отдаленных мест. Созданием водопоя можно заставить джейрана жить в тех местах пустыни, откуда он уходит из-за безводья.
Вода — самое главное. Об остальном можно почти не заботиться. Джейран сам прокормится и обережется от всех врагов, кроме человека.
Имея джейранов, как бы привязанных к определенным водопоям, легко вести за ними наблюдение, планировать и проводить отстрелы. Из одного пункта спокойно и без особых усилий можно следить за тем, что делается на значительных пространствах пустыни, и регулировать жизнь всего поголовья.
Тому, кто знает, как трудно добывается и как драгоценна вода в Средней Азии, такие рассуждения могут показаться несколько странными.
Дело, однако, не в том, чтобы добывать для джейрана дорогую воду, но в том, чтобы дать ему возможность пользоваться той, которая есть. Джейран может пить из одного родника и одного колодца вместе с овцами. Он часто выселяется из мест, где воды довольно и для него и для овец просто потому, что она фактически для него недоступна. Овцы стоят у самой воды, здесь же люди и собаки, шум и беспокойство. Удаление людей и скота на какие-нибудь 300—400 м от воды делают ее вполне доступной для джейрана, и звери пьют ее спокойно.
Десяток ведер воды, оставляемых в колодах на ночь, может населить джейраном несколько сотен километров окрестной пустыни. Вместе с тем в водном бюджете колодца, на котором ежедневно пьют сотни овец, такое количество не имеет существенного значения.
Обратив на джейрана внимание уже сейчас, мы сохраним прекрасное животное, истинное украшение природы нашей Родины, создадим возможность заниматься одной из увлекательных форм спортивной охоты и не будем прерывать немаловажного промысла. А регулярный промысел джейрана, в сущности есть одна из весьма выгодных форм подсобного использования огромных пространств пустыни.
