ДЕМЕНТЬЕВ Георгий Петрович
СПАНГЕНБЕРГ Евгений Павлович
(В очерке описывается экспедиция зоологов Московского государственного университета в Туркменскую ССР.)
22 марта 1946 года. В Москве жестокая метель, порывы ледяного ветра бросали в лицо колючий снег. Прозябшие, в легкой одежде, с чемоданами в руках мы спешили на вокзал к поезду Москва—Ашхабад.
Скорей на юг, к солнцу!
В вагоне — сумрак, медленно тянулось время. Запоздавшая метель упорно нас преследовала. Мы уже три дня в пути, а кругом все та же зимняя картина.
Но вот еще несколько сот километров — и перед нами пустынные Мугоджарские горы. Как они бывают нарядны весной, одетые в яркую молодую зелень. Но сейчас холмистые увалы за окном вагона нам кажутся огромными сугробами снега. От станции Берчогур скорый поезд с грохотом несется вниз, минует последние холмы и обрывы и стремится в глубь окутанной вечерними сумерками степи. Вот и первые проталины, на них видны пролетные утки.
Утром, ближе к станции «Аральское море», все изменилось. Снега нет. Белую степь сменили поросшие кустарниками пески, серые, заросшие полынью пространства, желтые тростники; над тростниками проносятся стаи уток. В окна вагона заглянули солнечные лучи, с каждым десятком километров они становятся все ярче и ярче. Поезд мчится вперед, и степи близ станции Арысь оживляются молодой зеленью, яркими красными тюльпанами, на горизонте, на виднеющихся вдали горах, блестит синеватый снег. Вот и Ташкент. Его сады зеленеют молодой листвой.
Еще больше чувствуется весна, когда мы минуем Амударью и проезжаем по Туркмении. Покрытые голубовато-серой дымкой горы Копетдага зеленеют на склонах, и лишь на самых вершинах остались пятна снега. Степи и пустыни, лежащие у подножья гор, уже покрыты желтеющей травой и многочисленными цветами, образующими красные, лиловые и желтые ковры. Слева виден хребет Копетдага. Эти горы привлекательны для охотника обилием горных баранов, козлов, кекликов, пустынных курочек и прочей дичи. Местовые птицы уже вывелись: в поселках у станций поют буланые вьюрки (по местному «снегири» — так их прозвали переселившиеся сюда с севера русские), воркуют южные горлицы, кричат удоды, реют в воздухе бесчисленные стрижи, иногда парит в воздухе стервятник.
Совсем по-летнему тепло в Ашхабаде. Цветет сирень, яркими, причудливыми фиолетовыми цветами покрылось иудино дерево. Нас встретили на вокзале люди в летних костюмах, с загорелыми лицами.
Несколько дней подготовки к экспедиции, и мы расстались с цветущим городом роз — Ашхабадом. Наш автомобиль, поднимая мелкую лессовую пыль, быстро двигался на восток и юго-восток по ровной желтеющей степи, вдоль Копетдагских гор. Эта степь — настоящее царство разнообразных жаворонков. Они трепещут крыльями в воздухе, взлетают, садятся и бегут по земле; пение их льется в голубом небе. В степи обитают дрофы-красотки, антилопы-джейраны, но их сейчас не видно.
Впереди, справа от дороги, четко вырисовываясь на безоблачном небе, высоко поднимается замечательная по своей красоте древняя мечеть Аннау. Стайки скалистых сизых голубей с характерным хлопаньем крыльев взлетают при нашем появлении, взмывают высоко к небу и вновь рассаживаются на разрушенных стенах.
Отсюда машина в течение нескольких часов мчалась па юго-восток вдоль зубчатых хребтов, а затем, круто повернув к югу, вступила в область глинистых пустынь и направилась к загадочным холмам Бадхызского заповедника.
Тоскливо здесь непривычному человеку. По сторонам — едва прикрытая низкой растительностью пыльная серая почва; порой встречаются пухлые, беловатые от выступающей соли солончаки, иногда гладкие, как стол, растрескавшиеся глинистые площади — такыры. Кустарники редки. Однообразен и животный мир полупустыни и пустыни. Он становится богаче там, где находятся люди или сохранились какие-либо следы человеческой деятельности: караванные тропы, колодцы и зимовки скота.
Изредка, наполняя воздух сочным воркующим голосом, взлетает стайка чернобрюхих рябков и скрывается на мутном горизонте. Все эти места не могут привлечь большого внимания охотников, разве только рябки и джейраны вносят некоторое разнообразие, да и то в другое время года.
Белобрюхие рябки или туртушки, населяющие туркменские пустыни, не очень многочисленны летом, зато осенью — в последней трети октября и в начале ноября — громадные стаи этих птиц летят вдоль Копетдага, сворачивая на юг, к иранским зимовкам и западной оконечности этого хребта, близ Кызыл-Арвата.
В это короткое время здесь производится интереснейшая охота — в настоящее время, конечно, ружьем, а несколько десятков лет назад и с соколами, быстрыми «шахинами», охотничьи качества которых отмечал еще знаменитый путешественник Марко Поло.
Встреча с соколом была и у нас. Уже на второй день пути нам удалось добыть интереснейшую для нас птицу. 26 апреля 1878 года, т. е. за 68 лет до нашей поездки, у станции Чиназ, близ Ташкента, был добыт встречающийся нормально в Индии и в Афганистане сокол-лаггар. Можно было считать, что этот вид встречается и в наших республиках Средней Азии. Однако возникли сомнения. На ногах убитого сокола были следы «опутенок», т. е. ремешков, надеваемых на охотничьих птиц, используемых сокольниками. Оставалось неясным, сам ли сокол залетел к Чиназу или его завезли сюда сокольники. И только через много лет в пустынном углу Туркмении (у Чаача) эта птица встретилась нам.
Другое интересное для охотника животное пустыни — джейран. С ним мы встретились в тех же местах, что и с лаггаром.
Далеко впереди, едва выделяясь на фоне пейзажа, замелькали фигуры джейранов. Их было немного. Быстро перебирая стройными ногами, они перебегали с места на место, зорко всматриваясь в нашу сторону. Больших стад мы не видели. Обилие еще сочных растений заменяет животным воду и позволяет им рассеиваться по бесконечным пустынным просторам и отходить от колодцев и других временных и постоянных водоемов. Так бывает весной.
Но наступает май, и палящие лучи южного солнца сжигают скоропреходящую растительность. Джейраны начинают сбиваться в большие стада и выходят из глубины пустынь к предгорьям, где лучше сохраняется растительность и кое-где имеются доступные водоемы. В холодное же время, когда в пустыне по такырам образуются большие лужи, джейраны собираются в громадные стада.
В местах, где мы проезжали, у Меана и Чаача, джейраны держатся до весны огромными стадами. И только в апреле стада разбиваются. Самки готовятся к ягнению и уходят в уединенные предгорья, а самцы и молодые, предыдущего года рождения, разбредаются небольшими группами по степям и пустыням. Охотятся на джейрана здесь различными способами, главным образом подстерегая его на засидках у водопоя и с подхода.
Мы достигли реки Теджен и сделали остановку на ее берегах. Песчаная и глинистая, поросшая саксаулом пустыня непосредственно подступала к берегам реки. Здесь мы разбили лагерь и провели ночь под уханье филина и вой шакала.
Своеобразная картина представилась нашим глазам с первыми лучами солнца. Слабо всхолмленные пески невдалеке от нашего лагеря круто обрывались и сразу переходили в густые лесные заросли речной поймы.
Из глубины леса-тугая, столь не похожего на леса нашей средней полосы, доносились хриплые голоса петухов-фазанов, крик ястреба-тювика, пение многочисленных мелких пернатых.
Мы нашли удобный спуск на обрыве, в отвесных стенах которого гнездится бесчисленное количество скворцов, галок, скалистых голубей, и проникли в глубину леса. Какой он странный и причудливый! Только отдельные старые деревья — туранги — достигали значительной высоты. Из-за обилия валежника, зарослей кустарников и густоты деревьев продвигаться по лесу было крайне трудно. В лесу невыносимая духота. Мы проникли в густые заросли и, по мере продвижения вперед, все чаще и чаще слышали осторожный треск сучьев — тяжелые шаги зверя. Это потревоженные нашим появлением кабаны поднимались с лежек и уходили в безопасное место. Сколько их здесь? Наверное, очень много. При беглом осмотре вся почва оказалась истоптанной животными. Следы кабанов, переходившие в хорошо пробитые тропы, прорезали лес во всех направлениях. Даже воздух был пропитан характерным и едким запахом кабаньего кала. Но подойти к кабанам в непроходимой чаще тугаев Теджена было крайне трудно. Чуткий зверь издали слышал наше приближение, вставал со своих лежек и не спеша уходил в самую густую чащу леса, чтобы остановиться там и выждать, пока прекратится позади треск валежника. Трудно добыть здесь и фазанов. В лесной чаще они неохотно поднимаются на крыло и предпочитают убегать, значительно опережая охотника.
Но ведь река Теджен должна иметь угодья для водоплавающей дичи? Где же водяные птицы? Их здесь очень мало. Лишь изредка над тугаями пролетали красные утки или колпицы, да с обмелевших луж с соленым привкусом снимался куличок-черныш.
От Теджена мы направились к югу, миновали маленький городок Серахс и опять углубились в глинистую пустыню. Вот и холмистые отроги Паропамизских гор. Машина едва ползла в гору, а потом со стремительной быстротой скатывалась в долины. Кругом высокие однообразные холмы, глубокие долины, и все это покрыто зеленой травой выше пояса, испещрено коврами ярких маков-ремерий и ирисов, а над головой — безоблачное синее небо, жгучее солнце и бесчисленные голоса поющих жаворонков. Степь весной великолепна.
Весна здесь началась давно. Местные птицы — жаворонки и каменные сычики — уже вывели свое потомство. Северные пернатые — малые мухоловки, трясогузки — только сейчас пересекают зеленые просторы холмистых степей и летят к северу. Им мешает ветер и, прячась от него за травами, они летят над самой колеей, идущей по впадинам дороги. Вот впереди нас появляется маленькая птичка — варакушка. Она не свойственна травянистым степям юга Туркмении и сейчас спешит на свою родину, к северу. Но ей не хочется сворачивать с легкого пути, с дороги, где нет ветра, и вместо того, чтобы свернуть в сторону, она упорно скользит по воздуху впереди движущейся машины, то значительно опережая ее, то трепеща крылышками перед самыми колесами. В стороне от нас появляется целая стая движущихся небольших птиц. Это перелетные домашние воробьи. Тепло наступило давно, но только сейчас они возвращаются на свою родину, чтобы загнездиться в стенах глубоких степных колодцев.
Вскоре на смену воробьям в поле нашего зрения появляются огромные стаи розовых скворцов. В поисках пищи эти птицы широко бродят по стенным просторам, выбирают место для гнездования. Исчезают на горизонте скворцы, и наше внимание тотчас переключается на небольшого зверька — тонкопалого суслика. Он точно из-под земли появляется в глубокой колее дороги и вместо того, чтобы уйти в сторону, бежит впереди машины, соревнуясь с ней в скорости. Сначала это ему удается. Колеса машины нередко увязают в песке, мы двигаемся сравнительно медленно, и зверек успевает значительно опередить нас. Но силы изменяют суслику, он бежит медленнее, а мы подвигаемся вперед быстрее. Наступает критическая минута. Суслик на быстром беге резко меняет направление, ныряет сквозь слой дорожной пыли, и она скрывает его от наших взоров. Этот наивный прием может обмануть лисицу, волка или другого хищника, но не машину. Счастье суслика, что он случайно избежал колес и проскользнул назад. Перепуганный зверек мчится от нас в обратном направлении, и расстояние между нами быстро увеличивается.
Вскоре появляется новое животное, привлекающее наше внимание. Впереди нас в колее дороги лежит гигантская (более метра длиной) ящерица — варан, которую туркмены зовут «зем-зем». Сначала варан, пользуясь своим быстрым бегом, пытается опередить машину, но затем сворачивает с дороги, и, хотя машина уже прошла мимо и удаляется, он еще долго бежит по степи, извиваясь всем своим телом.
Травянистые холмы Бадхыза таят в себе много интересного. Ведь только в этом месте поныне обитают дикие ослы — куланы. Для них здесь устроен заповедник. Несмотря на неблагоприятную зиму 1945—46 гг., кулан в Бадхызском заповеднике, благодаря строгой охране, находился в относительно благополучном состоянии. Численность его, по-видимому, немного возросла. В юго-западной части Бадхыза — к северу от соленого озера Шор-Гель, у колодцев Адам-Елен (что означает — «человек умер»), у озера Ер-Айлан-Дуз (т. е. «соль кругом»), в урочище Намаксар кулан встречается регулярно. Такие же сведения имеются и о бассейне реки Егригек. Держится здесь кулан более или менее оседло, совершая передвижения к водопоям и перемещаясь при высыхании и выгорании степных трав. Зимой он ходит табунками по 15—20 голов. Весной табуны разбиваются и матки жеребятся. Небольших жеребят можно видеть в конце апреля.
Кроме джейранов и куланов в степи встречаются гиены, лисы, зайцы, редко — гепарды. В 1946 году зайца, впрочем, было мало. Вероятно, он пострадал от какой-то болезни. Лисиц встречалось много, особенно по окраине степи и пустыни.
И все же, несмотря на живописность, холмистая степь была довольно однообразна: форма одного холма похожа на форму другого, распадки между холмами также сходны. И недаром даже опытные люди подвержены здесь риску заблудиться. Приятное разнообразие внесли показавшиеся на горизонте невысокие горы. Это — отроги Парапамиза, хребет Гязь-Гедык.
Горы Гязь-Гедык оказались интересными в охотничьем отношении. Здесь много и птиц, и зверей. Из хищников в изобилии обитает лисица, правда, некрупная и, как все туркестанские лисицы, с некрасивым и грубым мехом. Реже, но постоянно, встречается волк. Обычна полосатая гиена; относительно много леопардов. Из копытных в иные годы в большом количестве встречается кабан, достигающий веса в 120—130 килограммов, безоаровый козел, архар, а в прилежащих холмах много джейранов.
Птичье население равнин и холмов довольно однообразно. Как и в пустыне, здесь преобладают жаворонки, много чеканов. Из хищников заметны степные орлы, змееяды и стервятники. Много реже удавалось поднять из высокой травы перепела или увидеть перелетающую стайку чернобрюхих рябков. Но в ущельях состав фауны резко изменился. На склонах гор неугомонно посвистывали горные поползни, слышалась звонкая песнь черноголовой певчей славки, перекликались кеклики и пустынные курочки, чирикали каменные воробьи. В стенах скалистых ущелий, по дну которых пробегали родники, гнездились стервятники, пустельги, перелетали большие соколы, шумели колонии скворцов и галок, летали горные стрижи. Изредка показывался бородач, на фисташковых деревьях гнездились серые грифы.
В кустарниках близ родников были протоптаны тропы — сюда на водопой собирались кабаны, архары и козлы. Кабан в горах Гязь-Гедык и в прилегающих к нему хребтах Дана-Гермаб и Келет-Кая не ведет оседлого образа жизни. Численность кабана в Гязь-Гедыке зависит от урожая фисташки. Большие урожаи фисташковых орехов бывают через год, и в этот период здесь много кабанов. В такие годы они, по всей вероятности, прикочевывают из тугаев долины реки Теджен, которая называется здесь, в верхнем течении, Геррируд. Мы попали туда в год, когда фисташка не приносила плодов и, по заявлению охотников, кабанов было совсем мало.
Однако свежие следы кабанов встречались нам почти на каждом шагу. Посланный нами охотник в полукилометре от стоянки за часовую охоту добыл кабана. По его словам, за два года жизни и охоты в Гязь-Гедыке он ни разу не возвращался с охоты с пустыми руками. Надо еще добавить, что в апреле, когда мы изучали Гязь-Гедык, кабаны, как обычно, откочевывали из него в песчаную степь, где в это время еще достаточно влажных растений. Там кабаны кормятся, главным образом, луковицами. В холодное время года в Гязь-Гедыке нередки стада кабанов голов по пятнадцати. Охотятся на кабанов с подхода или подстерегают их у водопоев.
Способы охоты на многочисленных в Гязь-Гедыке архаров и козлов меняются по временам года. Пока в горах много сочной травы, зверей бьют с подхода. А когда высохнут сочные травы и звери начнут регулярно посещать горные родники, их стрелять здесь совсем легко, нужны только выдержка и терпение. В это время местные охотники редко употребляют нарезное оружие. Всех копытных, включая кабанов, они предпочитают стрелять картечью из гладкоствольных ружей.
Обитающих в предгорьях полосатых гиен стреляют только при случайных встречах. Этот зверь не представляет для местных охотников какой-либо ценности. Зато каждый стрелок мечтает добыть леопарда. И эти мечты далеко не всегда остаются несбыточными. Леопардов в Гязь-Гедыке действительно много, и охотникам нередко удается встретить, а иногда и добыть этого зверя.
Недолгое пребывание в горах Гязь-Гедыка пополнило и наши сведения о фауне этого малоизвестного горного хребта. Мы нашли здесь, например, индийского сорокопута. Эта южная птица встречается в пределах Советского Союза в Бадхызе. До нашего приезда здесь были найдены всего лишь три экземпляра.
Из гор мы выбрались опять на холмистую степь и вскоре подъехали к самой южной точке страны — поселку Кушка.
Кратковременная передышка, посещение своеобразного фисташкового хребта, напоминающего все же Гязь-Гедык, небольшие экскурсии в окрестности в погоне за зоологическими редкостями, в частности, за крупными соколами, которых здесь относительно много, охота за кольчатыми горлицами, только здесь проникающими в Туркмению из Афганистана, рискованные посещения гнезд стервятников — и мы вновь в пути на Мургаб, к маленькому городу Тахта-Базару. Дорога лежит долиной Кушки. Вдоль реки Кушки — густые заросли джингиля, где в урожайные годы в изобилии встречается степной заяц — толай. В самом нижнем течении реки, у поселка Кала-и-Мор мы видели много ядовитых змей. Недаром название Кала-и-Мор означает «Змеиная крепость». Обилие ядовитых змей — очковой кобры и гюрзы — заставляет быть осторожным во время охоты и экскурсий. В окрестностях Кала-и-Мор, в зарослях джингиля опять стали попадаться фазаны. Животный мир в кустарниковой пойме вообще стал значительно богаче: здесь много кабанов, волков, шакалов, а в глинистых обрывах у реки много кекликов.
Еще несколько часов езды, и мы на реке Мургаб у Тахта-Базара. Здесь мы впервые встретили обилие водяных птиц, особенно караваек и разных куликов. Встречалась и редкая птица — шпорцевый чибис. Эти места очень богаты птицей. Множество золотых и зеленых щурок копают норки для гнезд в крутых глинистых обрывах, тут же воркуют редкие кольчатые горлицы, встречаются сизоворонки и певчие птицы.
К правому берегу Мургаба непосредственно примыкает высокая холмистая степь, местами поросшая густыми травами, местами превратившаяся в голые пески, по которым с трудом продвигается наш автомобиль.
Высокая холмистая степь круто обрывается к берегу реки. В обрывах гнездятся мелкие птицы, в частности, воробьи, вредящие посевам, щурки, сизоворонки, а также крупные хищные птицы: белоголовые сипы, стервятники, соколы. Гнезда хищников уже издали заметны из-за крупных белых подтеков помета, хорошо выделяющихся на глинисто-серой почве обрывов.
Миновав Мургаб, мы увидели однообразные холмистые прерии, тянущиеся без конца и края. Безводная, с редкими и очень глубокими колодцами, но с богатыми пастбищами, эта местность, называемая Карабиль, простирается далеко на восток, где вблизи русла Амударьи переходит в дикие невысокие горы.
Природа здесь однообразна, как в Бадхызе. Несколько оживляли ее лишь цветущие гигантские ферулы.
Однообразен и животный мир Карабиля. Из крупных млекопитающих здесь мы видели джейранов, волков, лисиц, корсаков и дикобразов. Чаще встречались птицы: сизые голуби, индийские воробьи и чеканы, жаворонки, пустынный ворон да парящие в безоблачном небе грифы и степные сарычи.
Карабиль не занял у нас много времени. Мы спешили обратно, и, вскоре, оставив далеко позади холмистые степи, ехали вдоль реки Мургаб к Мары. По правому берегу реки здесь еще сохранились тугайные заросли, но площадь тугаев с каждым годом сокращается. Это сказывается и на животном мире: заметна откочевка и некоторое сокращение численности кабанов, фазанов и редчайшей птицы, встречающейся только в тугаях Мургаба, — чешуйчатого дятла.
Между Мары и Серахсом расположено пустынное междуречье, местами занятое подвижными барханными песками, кое-где закрепленными. Это — южная окраина пустыни Кара-Кум; здесь нам встретились свойственные песчаной пустыне тонкопалые суслики и зайцы, корсаки и джейраны...
Мы объехали незначительную часть Туркмении, но даже в тех местах, где нам пришлось побывать, охотник и натуралист могут встретить много интересного.
