ЗЫКОВ Илья Васильевич
Как-то летом я с сыном возвращался с охоты. Бродили мы среди кустарников и лесочков в пойме левого берега Волги за селом Бор, против Горького.
Охота была не особенно удачная, и мы любовались картинами природы. Здесь много озер и озерков в рамке кустарников, разных зарослей по ложбинам, камышей и обширных пространств с густой, высокой травой.
А по возвышенным песчаным гривам, по коренному берегу тянутся сосновые боры.
Красива наша природа, красив славный город, носящий имя великого пролетарского писателя. Далеко на фоне высокого зеленого берега были видны белые стены, башни и здание Кремля, море крыш, а на переднем плане — грандиозные мосты и заводские трубы. По реке тянулись вереницы пароходов и барж. Издалека они казались игрушечными на блестящем полотне реки.
Когда мы проходили мимо пристаней, сторож у складов сказал нам:
— Пустящее дело, вижу, у вас на охоте. Вы лучше поезжайте в красную рамень. Зверей и птиц там — без счету. И медведя много, и на сохатых посмотрите. И места красоты неописанной! Леса всякие, луга широкие, отменные...
На следующий день мы отправились на пароходе в село Работки.
Вниз по Волге, вдоль левого берега, лежали на большом пространстве от Горького сосновые леса. Это и есть краса волжского пейзажа — красная рамень.
Местами она подходит к песчаным обрывам волжских берегов, и тогда высокие стройные сосны смотрятся в воду величественной реки, окаймляя берега старицы и протоки, как зеленая с позолотою рама. А там, где расстилается широкая пойма, — красная рамень дугою уходит в заволжские дали.
Из рамени в Волгу вливается много маленьких рек, но русла их почти незаметны. О них можно догадаться лишь по окраске лесного массива: там, где впадают речки, гуще и ярче зелень.
По их долам густо растут липы, дубы, березы, осокори и кустарники. Здесь много черемухи, рябины и осины.
Зато устья больших рек резко разрывают зелено-золотую раму приволжской рамени, и с Волги видно, как широкие русла притоков красиво окаймлены бором. Это — Керженец, Ветлуга, Рутка, Кокшага. От каждой из них веет глубокой стариной. Вспоминаются керженские древние селения, сказочный Китеж-град, городища Ветлуги, Шанчурина, Яранска и многие другие опорные пункты древней Российской государственности на необъятных просторах лесного Заволжья.
Не в первый раз я плыву по Волге, а все так же радуют меня волжские дали, которые особенно хороши при солнечной погоде.
Но вот и Работки. Мы, не задерживаясь на пристани, наняли лодочника и поплыли к виднеющемуся вдали левому берегу, где красная рамень стоит сплошной стеной между рекой и небом.
Лодка, вздрогнув на волнах, врезалась в песчаную отмель левого берега. Прямо перед нами пойменные заросли, за ними — рамень, а позади — великая русская река Волга — большая водная дорога, на которой ни на минуту не прекращается кипучая трудовая жизнь советских людей...
Пробравшись сквозь густые заросли тальника, мы пошли поймой реки. Среди деревьев видны полянки, тропинки, кое-где мочажины, болотца и впадины озерков. Перед нами — пестрый пойменный пейзаж.
Местами в пойме стоял розовато-белый туман, густой, неподвижный, чуть взлохмаченный. Это пойменные озера распустили по утру седые гривы.
На густой и высокой траве, на болотной осоке и камышах, на листьях деревьев лежала обильная роса.
Пойма уже проснулась, и ее обитатели встречали летнее солнечное утро. Распевали, щелкали, чирикали и щебетали пичуги; редко, словно прислушиваясь к чему-то, трещали коростели — ночные луговые певцы.
Изредка подсвистывали серые куропатки: очевидно, заботливая мамаша собирала малышей.
У небольшого озерка, укрытого кустами и камышами, из-под ног вырвался утиный выводок, только свистнули острые крылья. После удачного дуплета две кряковых утки украсили наши сумки.
Ободренные первым успехом, мы дальше углубились в заросли поймы и целый день пробродили по этой ложбине, которая, казалось, не имеет ни конца, ни края.
Мы долго плутали в лабиринте озер и болот, не находя выхода ни к берегу, ни к рамени. Настоящие джунгли! Выручили нас яркое солнце и компас. Но и с компасом было трудно преодолевать топи многочисленных болот.
Под вечер нам случайно встретился крестьянин из ближнего колхоза и повел нас узкими тропинками к берегу Волги.
— Кажись, не велика пойма, а место прямо-таки непроходимое, незнакомые люди плутают, — посмеивался он.
А завтра идите в рамень, поближе к Керженцу. Там в красных борах дичи куда больше, да и медведей шатается порядочно. Если вы люди не боязливые, то непременно идите в красные боры...
* * *
По пути к Луговому борку мы прошли вдоль гребня высокого песчаного берега, где начиналась красная рамень, а под нами широкой впадиной лежала волжская пойма, в которой мы бродили целый день. На береговом кряже было еще светло и тепло, хотя солнце уже задело своим краем потемневшую стену сосен красной рамени. А в низине уже быстро сгущалась темнота, и над озерами опять поднялись лохматые туманы.
Солнце постепенно уходило за потемневшую стену рамени. Легкие облака над горизонтом озарились малиновым светом. Небо разукрасилось красными, розовыми и золотыми тонами.
Дорога, наконец, привела нас к деревне.
По улице шли три молодых парня-гармониста в цветных рубахах, а за ними двигалась пестрая толпа юношей и девушек. Они дружно исполняли веселую песенку, от которой, казалось, и сумерки светлели. Подпевали хору и пожилые люди. Из случайно донесшихся до нас слов мы узнали, что в колхозе только что кончился сенокос.
И еще долго в ночной тишине, когда мы укладывались спать на свежем душистом сене, доносились до нас песни и переборы гармоники.
* * *
Утро мы встретили в сосновом бору. Бор был похож на огромное сооружение с бесчисленными колоннами. Словно отлитые из меди, ровные, прямые и высокие стволы-колонны поддерживали высокий зеленый купол. Сквозь этот купол только кое-где можно было увидеть голубоватый клочок неба.
Великаны-сосны — это корабельный мачтовый лес. Здесь, в лесном Заволжье, издавна стояли заповедные боры с деревьями-великанами, за самовольную порубку которых полагалось, по строгому указу Петра I, «ноздри рвать и на галеры ссылать»...
Мы шли по песку, среди пахучих сосен, зорко оглядывая полянки, и вдруг увидели лося: он стоял спокойно, лишь изредка пошевеливая ноздрями. Его высокие, стройные и крепкие ноги от напряжения и тяжести тела погрузились в рыхлый песок. Голова гордо закинулась назад, а ветвистые широколопастные рога напоминали корону.
Мой сын не выдержал и выскочил из-за деревьев: в одно мгновенье лось исчез с полянки. Сильный зверь убегал от ребенка!
— Жаль, что мы его не убили, — огорчился мальчик.
— Лосей стрелять нельзя, — сказал я ему. — Да разве тебе не жаль убить такого красавца?
— Пожалуй, что так, — ответил сынишка. — Ведь это редкий зверь. И... даже... не зверь, — добавил он как-то неопределенно.
Приятно возбужденные этой встречей, мы еще долго бродили среди медно-красных колонн рамени. Я знал, что количество лосей здесь за последние годы увеличилось. Сказался многолетний запрет охоты на них. Но лоси нам больше не попались. Не встретились и другие звери.
Из чащи красного бора мы повернули в речной дол.
В тех местах рамени, где ее пересекают долы, речные долины или овраги с ручейками, встречаются лиственные деревья. Между сосен белеют кудрявые березы, группами стоят стройные осины, серо-сизые, как полынь, с молодой порослью.
На склонах лощин лиственные породы преобладают. Здесь к березе и осине присоединяются рябина, черемуха, кусты жимолости, волчье лыко, бузина, на полянках стоят ветвистые густые кусты можжевельника. По крутым склонам оврагов сплошные заросли шиповника. На дне оврагов и лощин, где медленно течет речушка или журчит ручеек, сплошными зарослями сплелись лесные водолюбы: ивы, тальник, а у самой воды густо растут чернопалочник и камыш. В этих зарослях иной раз трудно определить, где лежит русло.
Охотнику без собаки здесь делать нечего. Подстрелишь птицу — и не найдешь! А дичи много. За кустами тяжело захлопал крыльями тетерев, свистнули рябчики, закурлыкала куропатка. На секунду поднялся из мелколесья длинноносый вальдшнеп, сделал в воздухе дугу и опустился.
В красной рамени все речки текут к Волге. Это пути, по которым всегда можно выбраться из чащи.
Наткнувшись на такую речку, мы пошли вдоль берега. Чем дальше бежала она к Волге, тем извилистее становилось ее русло, расширялась пойма.
Отдыхая в укромном месте, мы заметили двух тетеревов и они стали нашими трофеями, а в березовой роще взяли рябчиков. Несколько позже нам удалось подбить отяжелевшего от ягод старого матерого косача.
Поздно вечером мы почувствовали близость Волги, а с бугорка вдруг открылась перед нами волжская низина, слабо освещенная восходящей луной.
Сквозь редкие рощицы на пойме были видны огоньки бакенов: они освещали большую дорогу в фарватере. Река чернела широкой, бескрайной гладью, упираясь в невидимой дали в правый горный берег.
В пойме, возле озера, мы провели короткую летнюю ночь. Мы слышали, как пролетали утки, как с резким криком промчалась сова и как бурлила вода под винтом теплохода, проплывавшего по Волге.
Из темноты показалась фигура человека.
— Мир вам, охотнички!
— Милости просим!
Старик положил на землю ружье и подсел к потухавшему костру.
— К Керженцу иду, — сказал он. — Хотел ночевать в Луговом борке, да решил здесь остаться. Летом, ведь, под каждым кустом дом-теремок!
— Зачем на Керженец, мало ли здесь дичи? — спросил мой сын.
Старик повернулся к нему:
— Верно. Да я не только пострелять иду, а и места тамошние посмотреть. Ах, братцы мои, что там за места! Похожу денечка два, дичи постреляю, может, сома в омуте выловлю, и домой.
Старый охотник, не торопясь, достал маленькую головешку из костра и закурил трубочку:
— Давно я охочусь, — продолжал он, — почти с малых лет. А умирать буду, закажу во гроб положить ружье и чучело тетерева, чтобы скучно не было на том свете, — засмеялся он сам своей шутке. — Только вот времени маловато. Сейчас откосились в колхозе, и — ружье в руки, а как стога начнут метать — опять без меня не обойдутся, надо за молодежью поглядывать!..
Так мы и не спали в эту ночь. Выглянуло солнце. Рыбаки выехали на промысел. Красавица Волга лежала перед нами; на ее широкой глади были видны лодки, баржи, пароходы.
Мы поднялись и пошли к реке, а старый охотник продолжал стоять на берегу и говорил:
— Красота-то какая! За такой восход солнца на Волге чего не отдашь! Не видал я лучше наших мест!
