СОКОЛОВ-МИКИТОВ Иван Сергеевич
(Из дневника)
Мы летим на высоте трех с половиной тысяч метров. Продолговатые маленькие окна кабины украшены морозным узором. Под крыльями самолета — безбрежное поле высоких слоистых облаков. В редких просветах иногда видна далекая, покрытая снегом земля, реки, леса.
Ночью пролетаем Архангельск, минуем Амдерму, пересекаем снежный Ямал. На большой высоте трудней дышать, пронизывает резкий холод. В открытую дверь штурманской будки видна спина пилота, голова штурмана, склонившегося над прибором. Не снимая наушников, дежурит у своего столика радист. Скоро будем на Диксоне.
Днем на московских бульварах, наполненных шумной толпой, мы еще любовались зелеными распускавшимися деревьями, по пути на аэродром пили прохладное пиво в ларьках.
Здесь под нами — накрытая снегом безбрежная, безлюдная, еще не пробудившаяся от долгого сна пустыня.
Я дышу на оконце и в образовавшееся отверстие вижу берег холодного моря, черную полосу воды. Свет полярного солнца отражается в бескрайних снегах. Ниже и ниже спускается над снежной пустыней самолет. От перемены давления кружится голова, больно потрескивает в ушах. На мгновение вижу засыпанные снегом крыши большого поселка, окружившую нас туманную дымку пурги.
...Пожимаясь от стужи, переминаясь после долгого пути, выходим из самолета на снег. Ветер сбивает с ног, треплет одежду, снежной пургой больно сечет в лицо. Здесь еще настоящая вьюжная зима, нетронуто лежат высокие, дымящиеся на ветру сугробы.
Некоторые пассажиры одеты по-московски в весеннее платье. Странно видеть на фоне зимы белые майские фуражки, легкие городские пальто. Над легкомысленными путешественниками, не успевшими переодеться, добродушно подшучивают:
— Рано, рано встречаете весну!
— Нортона погодка!
Проваливаясь в глубоком снегу, мы пробираемся к трактору, совершающему рейсы между аэродромом и береговым поселком. Трактор медленно тащит по снегу наполненные людьми и багажом сани.
Необычайна история этого полярного городка. Еще несколько десятков лет назад здесь была безжизненная снежная пустыня. О голые берега разбивались холодные волны прибоя.
Там, где некогда проходили первые русские мореходы, на суровых полуночных берегах холодной страны возникли города и шумные многолюдные поселки. С каждым годом здесь буйно развивалась жизнь. Чаще и чаще проходят Северным морским путем океанские корабли, дальше и скорее летают быстрые самолеты.
В первые годы Великой Отечественной войны полярный порт не миновал нападения фашистских разбойников. Советские полярники мужественно выдержали борьбу.
В годы войны они непоколебимо оставались на своих местах и дали мужественный отпор зарвавшимся разбойникам. И здесь, на далеком Севере, обнаружилась та дружная сила, что в минуты опасности и угрозы сковала в единое и несокрушимое целое советских людей. Эта дружная сила — любовь к труду, к Родине, к своему вождю.
...После недолгой передышки в полярном порту самолет опять несет нас над бескрайней снежной пустыней. Сверху видны берег моря, сверкающие на солнце обширные ледяные поля, чернеющие трещины и разводья. Пустынна, необъятна холодная северная страна. Не заметно признака жизни в ее ослепительных снежных просторах.
К северу от этих берегов проходили мы некогда на ледоколе. Мне вспоминается далекий, уже исторический рейс. В те времена широкое освоение Арктики едва начиналось. В неисследованной части сурового полярного моря мы открывали неизвестные острова, на берега тогда еще неведомой Северной Земли высаживали первых зимовщиков. Среди пассажиров «Седова» было много людей, закрепивших свои имена в истории изучения Арктики. Там, где корабли первых исследователей пробивались почти вслепую, ныне пролегает великий морской Северный путь.
Обыденной и привычной стала здесь жизнь зимовщиков. Закончив дальний рейс, усталые летчики входят в уютную столовую арктического «вокзала». Здесь их ожидает накрытый стол, чистые постели. С борта самолета можно заказать баню для экипажа воздушного корабля. Хорошо отдохнув, отоспавшись, отправляются путешественники в свой очередной полет.
...Куда ни поведи глазом — снега, снега, снега! Трудно определить величину обманывающих глаз снежных просторов. Каменные обрывы дальнего берега кажутся близкими. Мы шагаем без лыж по плотному снегу, ноги то проваливаются на рыхлых «застругах», то твердо ступают на крепкий, слежавшийся наст. В этой трудной ходьбе по снегу нужна хорошая тренировка. Вначале не раз казалось: вот-вот выдохнусь, но помаленьку разомнешься, войдешь в ритм утомительной ходьбы, и тогда уже трудно остановиться. Путешественникам и охотникам хорошо знакомо это состояние. Идешь, идешь и как бы растворяешься, тонешь в бескрайнем снежном просторе, где ничего не задерживает внимания: все чувства и мысли сливаются в яркое ощущение света, движения, сверкающей белизны.
Сквозь мутную дымку поземки впереди маячат занесенные снегом стены нашей зимовки. По снежному полю твердо держим курс. Зимой в этих самых местах заблудился и погиб человек. В полярную ночь он выехал один на собаках. Прогулка через залив казалась ему пустяковой. Но необычайно обманчива в полярных странах погода. В пурге и метели человек долго кружил вокруг стойбища. Зимовщики, отправившиеся на поиски пропавшего товарища, сделали огромный круг. След человека то терялся в снегу, то возникал при свете прожектора, укрепленного на вездеходе. Только на вторые сутки была найдена занесенная снегом запряжка. Ремни запряжки были перерезаны ножом. Захватив собак, несчастный путешественник направился пешком. Его труп не удалось найти. На обратном пути люди увидели тень собаки, метнувшуюся в луче прожектора. Обезумевшее животное не решалось приблизиться к вездеходу. Истощенную, одичавшую собаку едва могли поймать. Ее закутали в шубу, положили в кабину. Эта уцелевшая из запряжки собака была единственным молчаливым свидетелем трагедии.
Не убавляя шага, мы идем вперед, а видимые издалека, занесенные снегом строения почти не приближаются. Но все же яснее вырисовываются сквозь снежную дымку детали. Мы видим тонкие мачты рации, раскиданные на берегу бочки и груды занесенных снегом ящиков, неспешно двигающиеся между ними фигурки людей.
К входу в помещение прорыта глубокая траншея в снегу. Свернувшись калачиком, греются у дымовой трубы собаки.
...Человеку, никогда не бывавшему в Арктике, однообразной и скучной представляется незнакомая природа далекой полярной страны. Но в действительности необыкновенно изменчива и разнообразна полярная природа. Мне издавна запомнились призрачно-воздушные острова Земли Франца-Иосифа; сверкающие горы Шпицбергена; светящиеся зеленоватым фосфорическим светом глетчеры Новой Земли. Правда, пустынна и неприветлива покрытая плотным слоем снега полярная тундра. Лишь кое-где чернеют над снегом суровые каменные валуны, неведомо когда занесенные сюда ледяным грандиозным потоком. Разноцветным узором лишайников расписаны эти древние стражи.
Но приходит весна и начинает пробиваться жизнь в мертвых пустынных краях.
Первыми прилетают с юга крылатые жители севера — веселые пуночки. Вокруг еще нетронуто лежат снега, но уже раздается, нарушая мертвую тишину, их веселое щебетание. Радостно встречают зимовщики своих первых весенних гостей. Трудно понять, где находят эти чудесные птички корм и пристанище в заснеженной голой тундре. По каменным обнажившимся россыпям, по обдутым ветром голым буграм пролетают они, разыскивая невидимые семена погребенных снегом растений, доверчиво приближаются к затерянному в снежной тундре человеческому жилью.
Под Москвой уже отцветает сирень, в кустарниках, покрытых росою, громко заливаются соловьи. А здесь лишь начало весны. Окно, у которого я сижу, занесено снегом, солнечный свет проникает сквозь его верхнюю часть. Но уже с каждым днем ощутительнее дыхание полярной весны, так не похожей на нашу, подмосковную. В студеном дыхании ветра нет знакомых запахов пробуждающейся земли, неизъяснимыми чувствами наполняющих чуткое сердце охотника.
С каждым днем больше и больше птиц над тундрой. Вслед за пуночками на холодную свою родину тянут из южных теплых краев гуси. На мокрых проталинах появляются первые кулики. Куда не посмотришь — разгуливают в своем брачном убранстве непуганые белые куропатки. Вокруг все радостнее и звонче звенят голоса бесчисленных птиц. Непостижима тайна стремления этих птиц на родину, на север! От теплых просторов далекого Каспия, с жаркого юга с непостижимым упрямством летят птицы в неприютную, холодную страну, чтобы здесь совершить брачный и жизненный круг. Этих самых птиц некогда видал я на берегах гостеприимного Кизил-Агачского залива, в южной части Каспийского моря, где они проводят долгую зиму.
С особенным радостным чувством встречаю знакомые весенние косяки. Так же, как в краю зимовок, меня окружают миллионы птиц. Положив ружье на колени, спокойно наблюдаю, как перед глазами оживает, наполняется голосами родина птиц. Но как пустынна, холодна сказочная, почти недоступная страна. В пустынной и холодной суровости особенно неповторимую вижу красоту. Жмурясь от света, вижу голую снежную пустыню, выступы неведомых гор, сохранивших необычайные очертания.
Перед путешественником возникает далекое прошлое земли. Десятки миллионов лет пронеслись над застывшей холодной страной. И особенно гордое чувство испытывает впечатлительный путешественник, вместе с первыми исследователями попавший в этот, еще неведомый и чудесный край.
Странный, почти чудовищный вид имеют здесь горы, мрачная чернота которых подчеркнута яркой белизной снегов.
Точно опаленные пожаром, высятся горные грозные утесы. Тусклый узор лишайников покрывает их поверхность. Сколько миллионов лет насчитывают каменные выветрившиеся «останцы»? Ветер свистит в узких ущельях. В глубоких скалистых каньонах текут неведомые реки. В самом центре пустынной страны простираются горные хребты и широкие долины.
...Ночью ходил с ружьем на прогулку. Легкий морозец, полуночное солнце и тишина. Твердый наст держал меня, как паркет. На снегах лежал лиловатый тонкий оттенок, небо — необычайно глубокое, чуть-чуть голубое, без единого облачка. Странно слышать в этом мире веселое пение птиц. В этом весеннем пении птиц, только что прилетевших в тундру и уже успевших разбиться на пары, — такое радостное утверждение жизни и земной любви!
Распахнув куртку, иду по плотному снегу, хрустящему под ногами. Полуночное солнце слепит глаза, нестерпимо отражается в яркой белизне снегов.
На скатерти снега, скованного крепким настом, бежит лемминг. Маленькое животное отчетливо видно. Куда, по каким делам выбрался на свет храбрый зверек? Тысячи опасностей ожидают его в этой, кажущейся мертвой, пустыне. Я наблюдаю в бинокль, как совершает он свое опасное путешествие. Вот в поле бинокля тень, вижу поморника, хищную чайку. Подняв острые крылья, поморник садится на снег. Лемминг отчаянно защищается, храбро бросается на врага. Но спокоен, почти равнодушен к своей жертве крылатый разбойник. Он как бы наслаждается беспомощностью зверька. Сытая птица не торопится. Я опускаю бинокль, вкладываю в ружье патроны. «Хороший сделаю нашему зоологу подарок», — думаю, приближаясь к хищной птице, спокойно расхаживающей по снегу. Осторожный хищник не допускает на выстрел. Вижу, как торопливо заглатывает он свою добычу и улетает, отбрасывая на снег синюю тень.
...После многодневной жестокой пурги опять видим высокое небо, белые облака. В тундре лежит мягкий снег, началась оттепель. Быть может, пришла, наконец, настоящая теплая весна? С юга над тундрой низко летят косяки гусей. Гуси присаживаются на темных проталинах покормиться, в бинокль хорошо видны их длинные, осторожно поднятые шеи. По обнажившимся каменным россыпям хлопьями перепархивают куропатки. У птиц началась весенняя брачная пора. В десяти шагах от меня самец ухаживает за куропаткой, и так изящна любовная их игра, что я забываю о своем ружье. Иногда, тихо планируя, отбрасывая на снега тень, пролетает огромная белая сова, и тогда все прячется и умолкает.
Всюду над тундрой появляются хищные чайки-поморники: на севере их зовут «разбойниками». С жестким, скрипучим криком они кружат над снежной пустыней, зорко выглядывая добычу.
Сегодня поймали на крючок пудового гольца. Живая огромная рыбина лежит на снегу возле глубокой лунки, наполненной водой. Огромный зубастый рот медленно раскрывается. В открытую пасть рыбины можно засунуть большой арбуз. На моих глазах меняется, блекнет ее чудесная, нежно-телесная окраска, гаснет пламенный цвет плавников.
Я опускаю в лунку блесну. В прозрачной воде видно, как уходит на дно металлическая блестящая приманка. Рука чувствует упругий и сильный толчок. Голова большой рыбы показывается на поверхности. Зубастая морда, растопыренные плавники. Быстрым рывком выбрасываю добычу на снег. Скользкая розовая рыба тяжело поворачивается, бьет хвостом, разбрызгивая мокрый снег.
Поглядывая на добычу, сосед мой шутливо говорит:
— Такую бы штучку в Ленинграде рыболовам показать!
— Здесь попадаются и побольше, — говорю я. — Подождите, начнется весна, не таких будем ловить...
