И. Шубин
Полноводный поток Приуралья — лесная красавица Кама!
Эта великая река еще в годы ранней юности пленила меня своей суровой красотой.
Особый интерес Кама представляет, как и ее таежные притоки, для рыболовов и охотников.
Первых она привлекает обилием разнообразной крупной рыбы, имеющей спортивное значение; охотников — обилием птицы как пролетной, так и оседлой.
Выйдите ранней весной, в теплую ночь, на берег реки, и вы услышите в вышине беспрерывный шум и свист, неослабевающие разноголосые переклики. Это летят огромные косяки водоплавающей птицы, спешно переселяющиеся с юга на север, на свою родину, — на просторы тундры и побережья Северного Ледовитого океана.
Посмотрите на бескрайнюю ширь Камы в дни весеннего половодья — вы увидите все те же табуны пролетных птиц, отдыхающих на воде. Сплошной завесой закрывают они небо, поднимаясь с воды и давая дорогу проходящему пароходу. И так на десятки, сотни километров, почти на всем протяжении Камы и ее притоков.
Побывайте поздней осенью на широких просторах левобережья Камы, в пойме ее притока, реки Белой, и посмотрите, что творится там! После захода солнца весь северо-западный небосклон над поймой бывает закрыт вереницами гусей, возвращающихся с полей на ночлег, на воду. Они летят до сплошной темноты, грузными комьями сваливаясь на воду и производя при этом такой оглушающий шум, что на расстоянии тридцати шагов нельзя расслышать голоса своего соседа, товарища по охоте.
Разве можно когда-либо забыть эти волнующие и близкие сердцу русского человека картины родной природы!
Была поздняя осень. На всем Среднем Урале уже установилась зима. Пернатое население Севера еще две недели назад перекочевало к югу, в низовья Камы, и там задержалось: в этих местах зима всегда приходит на месяц позднее.
Наступали последние дни осенней охоты на гуся и утку.
— Последние дни, — повторил я вслух слова, сказанные накануне моим товарищем по охоте, и моя рука невольно потянулась к телефону.
— Ну, как, Степан? Когда? С завтрашнего дня я уже в отпуску.
— Завтра выедем, вечером договоримся обо всем, — услышал я в ответ.
В полдень следующего дня мы уже плыли на пароходе к пристани «Пьяный Бор».
В это время, очевидно, происходил перелет гусей с полей на водопой. Огромные косяки птиц сновали взад-вперед, оглашая воздух криками. Птиц было столько, что можно было подумать, будто в район Нижнего Прикамья переселилась вся птица Севера.
Я посмотрел вокруг. Немногочисленные пассажиры так же, как и мы, были поражены развернувшейся панорамой. Некоторые из них, тоже, очевидно, охотники, от всей души желали нам «ни пуха ни пера».
Перебравшись на другую сторону реки, мы двинулись в путь. Нагруженные продуктами на неделю, мы с трудом шагали по луговой левобережной пойме Камы. Она вся была изрезана болотами и мелкими озерами. Но вот впереди, в глубине большого залива, на песчаной отмели, показались птицы.
— Слушай, да ведь это же гуси! — сказал я товарищу.
— Ну и что же? Они тебя никак не подпустят: снимутся и улетят.
— А вот сейчас посмотрим. У меня в рюкзаке припасено для них оружие.
У ближайшего стога сена я быстро собрал карабин, заложил патрон и по прямой линии стал подходить к заливу.
Шесть гусей сидели на песчаной отмели противоположного низкого берега прямо против меня, не выказывая никакого беспокойства. До гусей было не менее 200—250 шагов.
Я лег около ближайшего бугорка на землю, поднял на карабине прицельную планочку, нажал на шнеллер и с упора начал выцеливать одного из гусей. Раздался негромкий выстрел. Гуси тотчас же всполошились, поднялись на крыло и с криком круто пошли вверх в противоположном от меня направлении. Все шесть...
Я пристально наблюдал за полетом птиц. Скоро одна из них стала заметно отставать, потом пошла в сторону, вниз и, наконец, камнем свалилась на другой стороне залива.
Через несколько минут я уже держал в руках теплого и тяжелого гуся.
Вскоре мы подошли к рыбацкой сторожке, где решили разгрузиться от лишней тяжести.
Нас встретила громким лаем небольшая лайка. Степаныч окликнул ее, и собака начала ласкаться.
— Да ты, оказывается, здесь свой человек?
— Тут живет мой старый приятель. Я всегда у него останавливаюсь.
Скоро показался сам хозяин, еще довольно крепкий и быстрый в движениях дед.
После взаимных приветствий Петрович с проникновенной задушевностью сказал:
— А что же это вы так поздно-то? Я давно уже вас поджидаю. Птицы страсть сколько, а охотников мало. Сейчас пойдете или чайку сначала согреть?
— Спасибо, Петрович. Сейчас уходим. Поговорим вечером.
Вскоре мы зашагали в сторону Гусиного озера. Солнце уже заметно начало снижаться, и мы торопились.
Гусиное озеро было несколько шире других, круглее и, по-видимому, мельче; берега чуть не сплошь закрывались зарослями ивняка; левая сторона, обращенная к северо-западу, в сторону полей, была менее заросшей — на ней было много открытых водных зеркал.
Условившись подбирать убитую птицу после охоты, мы заняли места в шалашах. Я сел в левый угол озера, Степаныч — в тридцати шагах от меня правее, около кустов.
На озере, розовом от заката, стояла тишина.
Скоро начался перелет уток. Потом издали, со стороны реки, до меня явственно донеслись крики летящей стаи гусей. Вот они уже близко. Налетают с противоположного берега на самую середину озера, круто планируют и зигзагами валятся на воду.
Стрелять далеко.
Не прошло и пяти минут, как с северо-запада, со стороны нагорного берега, гуси полетели сплошными вереницами. Пойма наполнилась оглушающим криком и гоготом.
Птицы как-то сразу появились над нами со всех сторон. Одни из них опускались на воду, не обращая внимания на выстрелы, другие круто взмывали вверх, улетали в сторону. Гусей было так много, что временами они сплошь закрывали северо-западный небосклон.
Я успел сделать около десятка выстрелов, когда одна из стай налетела прямо на меня. Я сделал встречный выстрел в переднего гуся. Птица свалилась прямо на мысок, возле шалаша.
Степаныч тоже не пропускал ни одной близко налетавшей птицы. Стрельба была прицельная и велась раздельно, а не дуплетами.
Стало совсем темно. Лет прекратился. Я услышал шлепанье по воде: мой товарищ уже начал подбирать убитую птицу.
Но как найти убитых гусей в этой темноте? Мне казалось, что у меня должно быть не менее шести птиц, — все они после выстрела падали на воду...
Собрать добычу так и не удалось, я нашел лишь одного, последнего, гуся, а Степаныч — трех.
Он сказал:
— Соберем завтра утром, — возьмем Дружка у Петровича. А сейчас — к дому.
Степаныч, по-видимому, хорошо знал дорогу и шел уверенно. Я еле поспевал за ним.
В ушах у меня все еще стоял гусиный гогот и шум.
Утром Дружок достал из воды около наших сидок трех гусей. На сухом берегу, в траве между кочек и в кустах ивняка, с помощью Дружка были разысканы еще десять гусей. Таким образом, всего на озере Гусином мы взяли за вечер семнадцать гусей.
Обвешавшись крупной, грузной птицей, мы двинулись к сторожке.
Подувший с севера ветер заставил нас поторопиться со сборами.
Вечером, в ожидании парохода, мы наблюдали, как стаи гусей, подгоняемые северным ветром, сбивались в огромные вереницы и уходили к югу.
Они прощались с Прикамьем до весны.
