Толоконников И.В.
Когда Володя снял со стены ружье, Тайга — остроухая сибирская лайка — стала взвизгивать и прыгать возле хозяина.
— Тише! — крикнул он. Лайка не унималась.
— Ах, так! — рассердился охотник. — Ну ладно, Тайгу с собой не возьмем. Она останется дома.
На место!
После этих слов собаку как подменили. Задорный шельмовский блеск ее глаз померк. Уши, стручками торчавшие кверху, опустились, баранка лихо закрученного хвоста разогнулась.
Вытянувшись на полу и уронив голову между лап, собака выражала безнадежное отчаяние.
— Видал? Все понимает, умна и послушна. А вот соберемся на охоту, так целый скандал. Ну, хорошо, хорошо. На этот раз прощается, — и Володя пристегнул сворку к ошейнику собаки.
Мы вышли на улицу. Лес начинался сразу же за деревней, но до места охоты надо было идти километра два. Лучи утреннего солнца розовым отблеском играли на белоствольных березах, сверкающими искрами переливались в ажурной путанице заиндевевших веток. Белые дымки, как клочки пушистой ваты, неподвижно стояли над избами.
— Надо и тебе заводить лайку, — сказал, улыбаясь, Володя. — Это наша исконная русская собака. Охотиться с ней можно чуть ли не круглый год. Она азартная утятница, прекрасно работает по всякому пушному зверю и по боровой дичи. Словом, — универсал! Иду я недавно около Горелого болота. Чаща там непролазная, бурелом, чапыжник. Слышу, Тайга подняла кого-то, лает по зверю. Пробираюсь я к собаке и... ничего не могу понять. Как могла попасть в эту трущобу лошадь? И чего так беснуется собака? Подхожу еще ближе... Да ведь это лосиха с теленком! Тайга яростно бросается на лосенка, не дает ему уйти. А мать, встав на дыбы, гоняется за собакой, старается ударить ее копытом. Громадные скачки лося, треск сучьев, злобный лай. Карусель невероятная! С трудом отозвал я Тайгу, и лоси убежали...
За разговором мы незаметно подошли к месту охоты, и Володя спустил Тайгу: она сразу же исчезла в ельнике. Изредка собака пересекала нашу дорогу, сверкнув глазами, и снова ее не было видно, но чувствовалось, что она рыщет где-то неподалеку.
Тихо и пусто зимой в лесу. Только изредка мелодично звенит тонкий голосок свиристели да раздается четкая, ровная дробь дятла. Вот он опустился на сухую сосну и бойко стал передвигаться кверху, упираясь в ствол упругим хвостом. Неуловимо быстро бил он клювом по сухой коре да так, что щепки летели. Я поднял одну из них — целая лучина!
Звонкий лай Тайги послышался невдалеке: собака что-то нашла, надо спешить к ней. А не разбежишься! Ну и снегу навалило в лесу! Густой ельник так закутан пушистой шалью пороши, что зеленой хвои почти не видно. На сучьях причудливые снежные гирлянды. Чуть заденешь дерево, на тебя сразу же скатывается лавина.
А вот и Тайга. Она у высокой зубчатой ели, работает «на коготок», очевидно, по белке.
«Поторопись! Уйдет!» — выразительно красноречив ее захлебывающийся горячий лай. А зверька не видно. Затаился.
Отступив от дерева, Володя лукаво прищуривает глаза и командует, как на стенде:
— Дай!
Я постучал обушком по стволу — и то, что казалось наплывом коры, вдруг тронулось с места. Легким, грациозным скачком белка перелетела на соседнее дерево, но тут же, сраженная ударом дроби, упала в снег.
— Спортивная стрельба, как по тарелочкам. Ты не брезгуй этим зверьком, — сказал Володя, разглаживая нежный голубоватый мех. — Да и не так просто схватить на мушку молниеносно мелькнувшего зверька!..
За час мы взяли еще несколько белок и вышли на опушку. Места знакомые. Тут по чернотропу не раз охотился я за зайцами. Вот и сейчас совсем свежий след пересек поляну. Пропустить его обидно: отпечатки лап очень четкие, видны даже коготки на снегу.
— Иди, тропи один! — вздохнул Володя. — А мне нельзя. Тайгу притравишь к зайцам, и не будет ни гончей, ни лайки.
И он ушел дальше, а я свернул к полю. След зверька показался мне необычным. У русака пальцы лап «в комке» и тесно сближены, отпечаток на снегу вытянутый, овальный. След беляка более широкий, почти круглый. Этот же малик какой-то не типичный...
Вот и места жировки показались. Хорошо видна обнаженная зелень озими, снег истоптан так, словно здесь стадо ходило. Заяц, очевидно, долго здесь кормился, и можно ожидать, что скоро попадется путь к лежке. И я закружил по полю, разбирая перепутанные следы...
Вот и заячья петля — кольцевое пересечение следа. Это первое предупреждение: начинается лесной кроссворд, придется разгадывать, что намудрил косой. Скоро след оборвался и... скидка: громадный скачок в сторону, больше чем за два метра, в кусты.
Прошел немного, увидел двойку — обратно возвращающийся след, затем вторую петлю и снова скидку. Надо быть наготове!
Впереди куст, он кажется подозрительным. Вокруг высокая трава, полузасыпанная снегом, — что там разберешь? Но вдруг в путанице стеблей и веток встали высокие уши! Уже виден контур головы, темнеет глянцевая бусинка глаза.
Тотчас же, как выброшенный пружиной, русак выскочил из куста и... через голову покатился по снегу после выстрела.
Да это тумак! Редкий гибрид русака и беляка: крутолобая, тяжелая голова с большими навыкате глазами, сильные ноги, широкий кушак темной шерсти на спине.
Ну, и доставляет же тумак хлопот гончим! То закатится километров за пять и даст такой круг, что и русаку на зависть; то начнет путаться чуть ли не на одном месте в чаще или болоте, под стать белячку-листопаднику...
Зимний день короток, и я начинаю прибавлять шагу, чтобы догнать товарища.
Жаль, что не было со мной Тайги: белок встречалось немало.
Я откликнулся на зов Володи и спугнул глухаря. Он прочертил черную линию между деревьями и скрылся. На мгновение стало тихо в вечернем лесу, а потом зазвенел задорный голос Тайги.
Значит, не пропустила этой ценной дичи, хотя здесь, в Ярославских лесах, она и не в диковинку. Дальше мне подбираться нельзя: впереди широкая просека, стану двигаться, помешаю Володе. Зато отсюда мне хорошо видна работа собаки.
Тайга сидела под одиноким деревом и негромко подлаивала. Большой черный глухарь тяжело, как индюк, переступал по суку, забавно наклонял голову и издавал какой-то горловой, хриплый звук. Как жаль, что я не успел налюбоваться; грохнул выстрел — и огромная птица тяжело свалилась вниз. Бросившись к ней, Тайга наступила лапами на широко распластанные, бьющиеся крылья и гордо глянула на хозяина. Охота окончена.
Через полчаса мы вышли на дорогу и направились к дому.
— А ведь хорошо побродить зимой с ружьем в лесу, — негромко сказал Володя.
— Хорошо! — охотно согласился я.
Дома навстречу мне поднялся человек могучего сложения. Против света я не смог разглядеть его лица, но ошибиться было невозможно. Сразу вспомнились строчки дружеской эпиграмму ходившей между знакомыми охотниками:
Огромный рост. Чудовищные плечи.
Медвежья сила в лапищах-руках...
Это был мой товарищ Леша Зименков, опытный и серьезный охотник.
Комнату заполнил его густой, сочный бас.
— Егор, я ведь за тобой. Осенью не показываюсь, а сейчас твое время. Едем на охоту. Если бы ты видел, какая лиса гуляет в наших местах. Редчайший экземпляр! По окраске настоящая огневка.
Он оглянулся:
— Я к тебе не один. Муська!
Из-под стола показалась смешная голова фокстерьера. С Муськой мы были старые приятели, и минут пять ушло у нас на взаимные излияния чувств. Эта некрупная собачка — грозный противник лисицы, большой мастер выгонять ее из норы.
— Ну, — улыбнулся приятель, — решай, едем?
Уговаривать меня не пришлось: я давно уже мечтал о подмосковном морозце, и мы быстро условились о часе выезда...
Утро разгоралось багровым заревом над дымкой дальних осиновых вырубок. Снег похрустывал под ногами. Могучие, зубчатые ели стояли под белыми меховыми шапками. Причудливыми узлами завязала зима гибкую молодую поросль. Каких только причудливых фигур не вылепил снегопад из засыпанных кустов можжевельника: то медвежья голова, встающая из-под старого выворотня огромной ели, то разбежавшаяся по поляне пасущаяся отара. А вот и сам хозяин леса! Из какой только сказки пожаловал ты сюда, старина-леший?
Девственно-белая пелена снега переливалась тысячами блесток. Сквозь ветви стрелами било солнце.
Уже зачернели стволы деревьев, а у корневищ появились, глубокие лунки: зима переломилась!
Наш маленький помощник сначала весело носился по лесу, проваливаясь в снег, совал свою лохматую мордашку под каждый: куст, под выворотни и завалы. Но скоро, угомонившись, пошел сзади, за спиной хозяина. Незаметно мы добрались до места охоты — глубокого оврага, густо заросшего кустами орешника и ельником..
— Эти дни мело, а в пургу лиса чаще отлеживается в норе, — сказал я Григорьевичу. — Пожалуй, попали вовремя!
— Верно! Хозяюшка дома! — указал он на едва заметный след под низко свесившимися ветвями.
Лицо Леши сразу сделалось строгим. Он быстро схватил собаку на руки. Мы выбрали место с широким сектором обстрела, утоптали снег, проверили ружья. Объяснились молча, знаками. Муська вздрагивала, рвалась, кусала хозяину пальцы.
— Ну, кажется, все готово, принимай, матушка, гостей!
Леша выпустил Муську, и она мгновенно исчезла в норе. Откуда-то сбоку, из-под снега, начал доноситься приглушенный лай.
Сколько прошло времени: пять минут, шесть? Не знаю. И вдруг, как вырвавшееся наружу пламя, из норы метнулась огненно-красная лисица.
Может ли быть что-нибудь быстрее этого отчаянного броска зверя? Все сейчас вложилось в молниеносную вскидку ружья, в прицел, схватывающий бешеное мелькание в чаще.
Выстрела я не слышал, но с отчаянием почувствовал, что промахнулся. Стиснув зубы, тщательно прицелился снова. Хорошо!
Лисица присела и покатилась с крутого склона. Бросился к ней напрямик, сквозь чащу. Сбоку мчался Леша, ломая кусты. А на дне оврага уже шла последняя схватка: в крутящемся вихре снежной пыли то гибкой волной измывался пушистый хвост, то мелькала зажмуренная морда собаки.
Какими словами расскажешь о радости охотника, медленно расправляющего роскошную шубу хищной лесной красавицы!
— Ты прав, Леша! Редкая лисица попала сегодня под выстрел.
Интересно проследить работу фокстерьера в норе. Удивительно, как эта отважная собачка выходит победителем из схватки с лисицей и барсуком. Но силу фокстерьера может оценить только знаток, глядя на крутые бугры его плечевых мускулов, широкую грудь и цепкую пасть.
Преследуя зверя под землей, собака теснит его, пытается запереть в одном из отнорков. Отважный пес часто вступает со своим противником в отчаянный поединок, пока не вопьется мертвой хваткой в горло зверя или не заставит его выскочить из норы.
Тут-то и ждет зверя охотник...
