Сараев Г.
Деревня, где я прожил свои молодые годы, стояла среди широкой лесной пади, тянувшейся на десятки километров. Падь эту окружали два огромных хребта, уходивших далеко-далеко на восток. Склоны хребтов, по ту и другую сторону, сплошь были покрыты березняком; там же высились стройные лиственницы и зябкие осины.
Среди лиственниц и осин густо курчавился багульник — краса и гордость забайкальского леса.
Что-то особенно пленительное было в сочетании розового багульника и ярко-зеленых, нежнопахучих лиственниц. И что-то особенно певучее чувствовалось в дремотном журчании прохладных ручьев, над которыми тонко посвистывали рябчики.
Кроме рябчиков, в этих лесах много было глухарей, тетеревов и птиц-хищников — ястребов и филинов. Много обитало тут и зверей — медведей и волков, лисиц и зайцев, косуль и белок.
Раздолье было охотнику в наших глухих, тенистых и гулких лесах!
В Забайкалье я видел немало отличных охотников-следопытов. Среди них особенно памятен мне мой земляк Семен Полухин — непревзойденный и вдохновенный мастер охоты.
Как сейчас вижу его молодое, умное и энергичное лицо с живыми темными глазами и русой бородкой, его плотно сбитую фигуру, его легкие и быстрые, бесшумные движения...
Семен великолепно играл на гармонии (особенно любили мы слушать «Славное море, священный Байкал»), в совершенстве владел пилой и топором, но больше всего на свете любил охоту. Семен как бы родился охотником — охота с детства заполняла все его мысли и чувства.
Семен происходил из старинного охотничьего рода, — охотниками были, вероятно, все его предки. Отец Семена, тоже охотник, часто приносил из леса серебряных белок, красных лисиц, черно-голубых тетеревов, и для Семена-подростка не было большей радости, как ждать возвращения отца с охоты. На всю жизнь запомнились ему те осенние и зимние вечера, когда отец рассказывал о своих охотничьих скитаниях. За окном глухо шумел лес, в избе уютно потрескивала печь, и мальчишеское сердце сладко томилось волшебной радостью охоты.
Семен начал охотиться с двенадцати лет. Однажды осенью он, потихоньку, снял со стены отцовское ружье, захватил несколько патронов и направился в ближайший перелесок, где водились рябчики. Все вокруг было незабываемо хорошо — и пересвист рябчиков, и журчанье ручьев, и запах вялой золотой лиственницы... Но всего лучше был первый, такой раскатистый и гулкий, выстрел и стукнувшийся о землю после выстрела пушистый рябчик, пахнувший сосновой смолой и кисловатой брусникой.
Семен за свою первую охоту добыл целых пять рябчиков, и отец, хотя для видимости побранил сына, про себя подумал с гордостью: «Молодец парнишка, знать хорошим охотником будет».
С тех пор охота стала любимым делом Семена. Он очень быстро овладел искусством стрельбы и скоро сделался самым лучшим стрелком в деревне. Сначала он охотился за дичью — за рябчиками и тетеревами, потом стал добывать зверя — белку, горностая, лису. Четырнадцатилетний охотник начал приносить в дом немалый доход.
На куниц и белок Семен охотился с лайкой, — он с детства любил эту неутомимую, умную и ласковую русскую собаку, настоящего друга охотника. Особенно хорош был, среди лаек Семена, черный, сильный и выносливый Звонок, который прекрасно работал и по птице, и по зверю. Звонок обладал изумительным чутьем, редкостной смекалкой и злобностью — на зверовой охоте. Зимой, по первой пороше, он поднял рысь, быстро «посадил» ее на дерево и залился таким отчаянно-злобным лаем, что у Семена «мороз пошел по коже». Семен бесшумно, шагами следопыта, стал подходить к лиственнице, где укрылась рысь. Старая и осторожная хищница издали, однако, «зачуяла» охотника, и он выстрелил не в меру. Рысь, засеченная картечью, рухнула вниз и яростно сцепилась с бросившейся на нее собакой, вонзив ей свои стальные когти в живот...
Долго и безутешно рыдал Семен, стоя над любимой мертвой собакой, лежащей рядом с огромной пятнисто-желтой рысью... В лесу хорошо пахло свежим снегом; лес, по-зимнему тихий и глухой, обещал роскошную зимнюю охоту, но охота без собаки, без друга Звонка, уже не привлекала Семена, и он, закинув за плечо ружье, неровной походкой зашагал к дому.
Ту зиму Семен совсем не охотился — хотел даже продать ружье — и только весной, переболев потерю любимой собаки, опять стал пропадать в лесу, где дружно и страстно играли косачи.
Семен с одинаковой страстностью охотился и по перу, и по зверю, постоянно проявляя изобретательность и мастерство.
На лисиц, например, он охотился главным образом по снегу — манил их на мышиный писк (или заячий крик), удивительно подражая крику зайца и писку мыши при помощи губ и пальца.
Охотился Семен и на «серых помещиков» — волков.
Как-то осенью отец Семена привел из соседнего села пару лошадей — трехлетнюю кобылу и четырехгодовалого коня. Лошади никак не могли привыкнуть к чужому двору и все время рвались домой.
В одну зимнюю ночь они все же ушли со двора. Выбежав за околицу по узкой укатанной дороге, они направились через горный хребет в родное село. До него было около двадцати верст. Не дойдя до леса, лошади встретились с волками. Разбившись по ту и другую сторону дороги, звери погнали лошадей вперед.
Старый матерый волк с двумя молодыми бежал с правой стороны, волчица с переярком — с левой. На расстоянии трех километров они три раза приближались к лошадям, но напасть на них почему-то не решались. Когда лошади стали приближаться к реке, которую окружали узкой полосой голые вербы, старый волк перерезал им путь.
Волки с обеих сторон бросились на красавца коня и задавили его. Кобыла убежала. Она свернула с дороги и, забравшись на голую сопку, осталась там до утра.
Отсутствие лошадей отец Семена обнаружил на рассвете, когда пошел задавать им сено. Он разбудил Семена и велел ему догонять беглецов. Перед восходом солнца Семен выехал из дома, захватив ружье. За деревней Семен заметил следы лошадей. Проехав около десяти километров, он нашел свежие волчьи следы. У него дрогнуло сердце. «Долетев» до изгиба реки, Семен тихо спустился вниз с крутого берега и увидел растерзанного коня.
Охотник внимательно осмотрел волчьи следы. Пять волков вразброд шли по глубокому снегу. Семен пошел за ними. Волки, отойдя с полверсты от дороги, лежали в березняке. Заметив охотника, они тотчас же подались вглубь леса. Семен, определив направление, пересек лощину и, выйдя на гребень пологой горы, встретил волков. Они двигались по редколесью. Выбрав самого большого, Семен выстрелил и убил его наповал; остальные бросились бежать. Семен выстрелил второй раз, — картечь настигла последнего убегающего волка.
Охотник вернулся к своему коню и поехал разыскивать кобылу. По следам он быстро нашел ее и поздно вечером вернулся домой. На второй день вместе с отцом и старшим братом он поехал за убитыми волками.
Из пяти волков, которые зарезали красавца-коня, осталась только пара — двух убил Семен, и одного отравил отец.
Но и эта оставшаяся пара причинила немало горя населению. Пока длилась шестимесячная зима и стояли суровые сибирские морозы, все было тихо и спокойно. Скот зимовал во дворах, и волки охотились на косуль и зайцев. Но как только наступила весна и табуны вышли на подножный корм, волки начали разбойничать. Звери все чаще и чаще стали давить молодняк.
Охотники устроили собрание и пригласили Семена, — молодой парень был у них уже на особом счету: ловкий, смелый и находчивый, он слыл за отличного стрелка.
Было решено устроить облаву. Но облава ничего не дала.
Наступил май, на лугах и по склонам гор появилась зелень. Рассчитывать теперь на уничтожение волков было особенно трудно. Но в десятых числах неожиданно началось резкое похолодание. Края речек подернулись льдом, на берегах комьями застыла грязь.
И вот однажды, когда холодный ветер стих и небо заволокло снежными тучами, охотники выступили на рассвете. Они разбились парами, наметив заранее, кто и куда должен пойти. Семен взял на себя самый отдаленный участок. По его предположению, волков искать близ села не стоило — они ютятся где-то далеко, охотиться же на жеребят и стригунов приходят с вечера и, зарезав их, уходят восвояси.
Ночью выпал снег. К утру луга и горы были покрыты белой пеленой.
...Спустившись с крутой горы, Семен вскоре перехватил свежий волчий след. Волк прошел мимо него в полукилометре. Он бежал косогором и, миновав березовую рощу, на опушке которой сидел Семен, направился вглубь тайги. Нужно было разгадать — одинокий это волк, семейный или волчица?
Рассмотрев внимательно след и определив скорость, с которой двигался зверь, Семен решил, что это была волчица, которая, видимо, спешила к детям. Семен двинулся по следам.
Осторожно и медленно пробираясь по кустарнику, он дошел до того места, где след волка исчез. Держа ружье наготове, охотник стал приближаться к норе. Вынув охотничий нож, он срезал длинную тонкую палку, очистил ее и хотел запустить в нору. Но в это время к норе подошел старик-охотник Кирилл Никитич.
— Я думал, что в норе лежит волчица, — сказал Семен.
— Ты, паря, еще мало знаком с волками, — отозвался Кирилл Никитич и рассказал, что волчица, по следам которой шагал Семен, остановилась около норы, долго прислушивалась и оглядывалась, а когда заметила Семена, предупредила волчат коротким взвизгиванием и прыжком ушла в сторону.
Старый охотник взял из рук Семена палку и привязал к ней железный крюк. Через несколько минут он выволок этим крюком волчонка. Закрыв глаза, волчонок лежал без движения.
— Что, он мертвый? — спросил Семен.
— Нет, — ответил Кирилл Никитич и стал вытаскивать остальных.
За полчаса он вытащил пятерых волчат, величиной с большую сибирскую кошку. Волчата лежали на снегу с закрытыми глазами, притворяясь мертвыми. Сложив их в мешок, Кирилл Никитич взвалил его на спину. Посменно с Семеном они, и то с трудом, донесли тяжелую ношу до дома. Волчат заперли в пустом амбаре. Первые дни они сильно скучали, жалобно и хищно выли по ночам. Потом стали понемногу смиряться со своей судьбой.
Волчица, разлученная с детьми, в первую же ночь забралась в хлев, по соседству с волчатами, и порвала несколько овец.
В июне-июле волчица нанесла большой урон деревне, уничтожая овец и жеребят. Нападала она и на коров.
За убийство волчицы была назначена премия, и эту премию получил Семен, застреливший матерую волчицу на приваде.
В нашей местности водилось довольно много косуль. В августе, когда уже начался листопад, Семен ударился в падь Урыльжа. Она находилась в семи километрах от села. В пади немало было полян, где паслись косули.
Выйдя на опушку горы, Семен увидал несколько косуль. Стрелять было, однако, далеко. Охотник хотел обойти их, но это ему не удалось. Он направился к дому — пошел по склону горы, покрытой густым лесом. Кругом краснела брусника. Чтобы утолить жажду, Семен с удовольствием ел кисловатые ягоды. В одном месте он наткнулся на кучку брусники. «Кто же это насыпал столько?» — подумал Семен и вдруг увидел поблизости необыкновенно широкий след, ясно отпечатанный на влажной грязи. След несколько напоминал форму лаптя. Это был след медведя.
Подавшись в чащу леса, Семен обратил внимание на груду валежника, недавно натасканного, видимо, медведем, и приготовился к встрече с хозяином тайги. Вскоре, подойдя к крутой горе, Семен услышал гулкий стук падающих камней. Охотник стал осторожно приближаться на этот стук...
На склоне утеса металась, прыгая с плиты на плиту, легкая, изящная кабарга. Она ловко увертывалась от града тяжеловесных камней, которые бросал в нее огромный медведь, находившийся на вершине.
Семен довольно долго наблюдал за медведем, деловито поднимающим и бросающим камни в недосягаемую кабаргу; подойти же к нему на выстрел никак не мог — место было слишком открытое. Пришлось уйти без выстрела.
Кирилл Никитич, выслушав рассказ Семена, сказал, что кучка брусники была навалена медведем, который только высасывает из нее сок, оставляя ее как бы невредимой, и что медведь очень любит «забавы», подобные забаве с кабаргой.
— Самое же главное, — добавил с задорной улыбкой Кирилл Никитич, — это то, что ты видел груду валежника; медведь мастерит себе берлогу. Тут надо его и бить...
Той же зимой, на берлоге, Семен взял своего первого медведя. Он пошел на берлогу с двумя злобными лайками, притравленными на зверя. Поднятый из берлоги, зверь встал на задние лапы и, разъяренный, пошел прямо на охотника. Семен двумя выстрелами уложил его наповал.
Вечером, на паре лошадей, медведя привезли в деревню, и я до сих пор помню этого огромного (двадцатипудового) лохматого зверя, который все еще вызывал у нас, подростков, чувство какого-то безотчетного страха... И еще большее уважение вызывал у нас после этого смелый охотник Семен Полухин.
Семена вскоре призвали на действительную военную службу, и с тех пор я его больше не видел. Рассказывали, что он оказался лучшим стрелком в своем полку и что в первые же месяцы войны 1914 года был отправлен на фронт. В нашей деревне гордились тем, что Семен Полухин, забайкальский охотник, получил за мужество и храбрость два георгиевских креста.
Наш знаменитый охотник и мужественный воин пал смертью храбрых в Карпатских горах.
Память о нем до сих пор бережно хранится в нашей деревне, и старые, седые охотники-следопыты всегда с гордостью и теплотой завещают молодым, начинающим стрелкам:
— Будьте такими же охотниками, каким был Семен Полухин!
