Павлов Михаил Павлович
Среди зверей, составляющих охотничью значимость, издавна выделяется волк. И прежде всего, как производное социальной среды. Привлекает он и внимание экологов в дискутируемой в последние годы проблеме — «хищник-жертва». В прошлом же веке считалось наиболее правильным рисовать волка как кровожадного, нахального, трусливого, лукавого, вонючего зверя, вредного живым и бесполезным по смерти.
В меру своих знаний и убеждений, я считаю важным делом обосновать, чем же вызывается необходимость и в наше время справиться со столь нелестно характеризуемым зверем, и как это возможно при возрождении почетной категории охотников-волчатников. Ведь газеты вновь пестрят сообщениями о нападениях волков на людей и домашний скот. «Настало время волков» — озаглавил свою очередную публикацию в рубрике «Окно в природу» известный журналист В. М. Песков («Комсомольская правда», август, 1994). В журнал «Охота и охотничье хозяйство» поступают письма, представляющие естественную реакцию охотников, обеспокоенных очередным засильем хищников. К сожалению, какова действительная опасность этого засилья сейчас не все, кому следовало бы это знать, могут понять. Причем не могут понять еще и потому, что регистрируемые в последние годы поступления в закупки волчьих шкур не отражают, как прежде, динамику численности волчьего поголовья. Так, в 1987 г., по данным Госкомстата России, в закупки поступило 12801 шкура (максимум был в 1957 г. — 19675 шкур), в 1990 г. — 7110, а в 1992 г. — всего 2057 шнур волков.
Так что это? Показатель снижения в стране численности волков? Или результат утраты интереса к охоте на этого хищника, несколько затушеванный продажей за хорошую цену какой-то части шкур на сторону?
К счастью, для большей части охотоведов России нет нужды искать ответа на этот вопрос.
Почти 120 лет назад известный биолог-охотовед, энциклопедист русской охоты Леонид Павлович Сабанеев, писал, что волчье засилье — показатель упадка народного благосостояния, роковое и неизбежное последствие всякой неурядицы. В горькой правоте этих вещих слов убедилось не одно поколение россиян. Познать это выпало и на нашу долю, иллюстрацией чему может служить положение с волком в Кировской области, где в необозримых вятских лесах благоденствует опекаемый природой самый крупный в Европе неистребимый очаг очень опасных зверей.
Так вот, в нашей области в первый послевоенный голодный год, когда от народа скрывались сведения о нападениях волков на людей, было уничтожено 560 этих хищников. Это был рекордный показатель их добычи, по крайней мере, за последние сто лет. В последующие три года было истреблено еще 1420 волков, чему содействовали и опытные московские егеря. С 1954 г. в области прекратилось нападение волков на людей. Численность зверей была подорвана, ежегодная добыча установилась на предвоенном уровне — 110—130 голов в год, при котором вятского волка еще можно терпеть. В таком положении он находился до 70-х годов. Дальше в хозяйстве страны появились явления «застоя», как сейчас принято говорить. В охотхозяйственном плане они тотчас предопределили идеальную кормовую базу для хищных зверей, слагавшуюся из небывалого количества неутилизируемой падали домашних животных, обилия лосей, вызванного вырубкой громадных площадей глухих малопродуктивных лесов, и кабанов, освоивших жировку на полях, где всегда было плохо с уборкой сельхозкультур. Свой вклад в эту базу внесли и поселения бобров на обезлюдевшей в области мелкой речной сети, где произошло повальное разорение «неперспективных» деревень. Определенную роль сыграли и другие животные, акклиматизированные и размноженные в угодьях охотхозяйств. При таких обстоятельствах в вятских лесах взрыв численности волка стал неизбежным. В результате в 1979 г. в области было добыто 706 волков, причем сравнительно небольшим (преимущественно егерским) составом охотников, не очень-то утруждавших себя борьбой с «серым помещиком». Ведь в те годы можно было использовать дармовой общественный транспорт и рассчитывать на поощрение за факт истребления любой волчьей единицы хорошей денежной премией от разных ведомств, а также лицензией на отстрел копытных зверей. Действенность этих поощрительных мер вроде бы «срабатывала»: с 1980 по 1988 гг. в области было убито 3915 волков. Однако численность этих хищников все-таки не была подорвана, хотя в 1980, 1982 и 1985 годах добыча их превышала 600 особей.
С конца 80-х годов страну постигла очередная беда — начавшаяся перестройка ее хозяйственного уклада с ориентацией на рыночную экономику. С этого времени структуры охотхозяйственной отрасли под давлением рынка заметались в поисках средств, способствующих выживанию. Эти поиски быстро сказались на состоянии дел, предотвращающих засилье волков. Свидетельством тому могут служить показатели их добычи за последние пять лет. С 1988 г. при возросшем поголовье волков ежегодная их добыча в вятских лесах немногим превышала 200, а в 1993 г. составила всего 116 голов.
В январском номере газеты «Кировская правда» за 1995 г. появилась заметка «Волки обнаглели», в которой сообщалось, что в нынешнюю зиму стая серых разбойников облюбовала окрестности деревни Низево Фаленского района.
Животноводы, отправляющиеся на ферму ранним утром, неоднократно видели непрошеных гостей, теперь доярки в одиночку на работу не ходят. В декабре у жителя деревни А. Л. Козлова волки выкрали охотничью собаку. Автор заметки не без основания заключает, что «проказы хищников могут оказаться непредсказуемыми».
Специалистам охотничьего хозяйства ясно, что если при такой ситуации не справиться с волком или не сохранить диких копытных — неизбежным будет появление волков-детоубийц в тех районах, где эти хищники при выращивании потомства не найдут для него своих обычных кормов. Понятно и то, что моральная вина в таком случае неизбежно ляжет на охотоведов и охотников. Ну а коль скоро вопрос стоит так, то не пора ли объявить беспощадную войну этим хищникам. Именно войну. Несмотря на изречения известного американского эколога П. Эррингтона, что «из всех природных биологических элементов дикой северной природы на волках больше всего проверяется человеческая мудрость и добрые намерения», и на убежденность разного рода очеркистов, восклицающих, что «природе волк нужен».
Следует сказать, что в наше время настрой на такую войну с волком нужен уже во многих регионах России. Ведь увеличение численности этих зверей произошло не только в лесной Кировской области. Так, судя по письму охотника А. М. Гордеева из Башкортостана, и там, в Дуванском районе, волки тоже уже одолевают. Пока мелкоснежье, как пишет этот охотник, взять их нет возможности, опыта нет. С углублением же снега эти хищники, уничтожив выводки кабанов, уходят в дебри, где берутся за лося...
Письмо это было написано в сентябре 1993 г. и адресовано редколлегии журнала «Охота и охотничье хозяйство» с просьбой опубликовать «подробнейшим образом» надежные приемы отлова волков. Ознакомившись с письмом, я поинтересовался, какова же динамика закупок волчьих шкур в этой республике? Оказалось, что такая же, как и в Кировской области: 1980 г. — 578 шкур, 1990 г. — 378, 1991 г. — 2096, 1992 г. — 108. В этой связи нелишне будет упомянуть о том, что и в густонаселенной и перенасыщенной транспортом Московской области вот уже много лет волки — отнюдь не редкие звери. По известным мне исследованиям зам. председателя МООиР А. М. Михайлова, в конце 70-х годов в области было отстреляно (чаще при случайных встречах) около 100 волков. И тем не менее, в последующие годы общегодовой уровень их добычи исчислялся в пределах 40-60 особей. Более того, в юго-западных, западных и северо-западных районах Подмосковья чуть ли не ежегодно стали обнаруживаться жилые логова этих хищников.
Руководство вятских охотобществ, понимая, что назревает возможность повторения в области послевоенной трагедии, попыталось было активизировать охоту на местных волков. Именно оно содействовало тому, что на 1994 год администрация Кировской области для борьбы с волком выделила 103,5 млн. рублей. Приказом начальника Управления охотничьим хозяйством области было рекомендовано охотпредприятиям и обществам охотников скомплектовать за счет их аппаратов бригады волчатников, дать им необходимую технику, обеспечить горюче-смазочными материалами, оружием и патронами с доведением годовых заданий на отстрел 4—5 волков. Этим же приказом была установлена премия в размере 80 тыс. рублей за каждого убитого волка. Предусмотрено и выделение лицензий на отстрел лося за уничтожение двух волков, и кабана — за одного волка. Одновременно областной Комитет по охране природы дал указание районным охотоведам включиться в практическую борьбу с волком силами и средствами их районных органов. И все это за счет, в основном, бюджетных средств при повсеместной их напряженности в наше время.
Конечно, не все, что предполагалось сделать для уничтожения волка, было реализовано на практике. Казалось бы, при такой нацеленности административных служб на решение волчьей проблемы, охотники должны были загореться желанием с ружьем или капканом пойти на серого. В недалеком прошлом они так бы и поступили. Но в современных условиях посулы благ за борьбу с волком лишь несколько оживили преследование этих зверей: в 1994 г. в области было уничтожено 340 волков, за зимне-весенние месяцы 1995 г. — 115. Причем немалая часть добытых зверей оказалась трофеями охотников при случайных с ними встречах на проезжих дорогах или во время отстрела копытных.
Таким образом можно констатировать, что административные акции, нацеленные на уничтожение волка в настоящее время, должным образом не срабатывают. И не срабатывают потому, что волк — такой хищник, с которым не справиться охотникам, движимым только общественным принуждением или желанием если и не разбогатеть, то хорошо поживиться на этом деле. Ознакомившись с упомянутым приказом вятского охотуправления, я опросил тринадцать знакомых охотников, думают ли они на обнародованных условиях уделить внимание охоте на волков? И от всех получил отрицательный ответ, хотя в составе опрашиваемых были лишь охотники Всероссийского института охотничьего хозяйства, которые регулярно принимают участие в охотах на лося.
Многолетняя история борьбы с волком показала, что невозможно уничтожить этого хищника применением ядов, расстрелом с вертолетов, преследованием не снегоходной технике, на что восторженно уповали многие руководители бывших охотинспекций, для которых эта борьба считалась задачей государственной важности. Положительная результативность применения технических средств для борьбы с волком прослеживалась недолго, как правило в течение трех-четырех лет. В этом смысле немного будет пользы и от подробнейших публикаций в охотничьих журналах приемов отлова волков капканами (как и в какой местности надежней), равно как и вариантов охоты «на приваду», добычи «скрадом» и всеми другими способами. Полезней будет, если охотник-волчатник, владеющий «пером», или кто-то за него, во исполнение гражданского долга направит для публикации сообщение о том, как в конкретных условиях своей местности он познал секрет ювелирной работы с капканом, чем обеспечил успех отлова волков, или о том, где, когда и какие уловки приводили его к победе над очень уж осторожным и умным зверем. Примером таких публикаций может служить описание в моей книге («Волк». — М.: Агропромиздат, 1990. С. 284—287) случая успешного использования капканов при вылове всей волчьей семьи (семи особей) на глухой лесовозной дороге в условиях Кировской области и не менее успешного применения самоловов в той же области для поимки офлаженных зверей. Однако и при таких результатах вертолеты и «бураны», также как капканы и яды, подтвердили, сколь мудрым было утверждение охотников прошлого века, гласившее, что «это лютое животное, будучи хитро и проницательно, всегда, кажется, изучало человека и следило за его изобретательностью относительно истребления их волчьего рода». В ту же пору пришло понимание и того, что «тому, кто сладит с волком, нужно отдать полную похвалу за мастерство и терпение» (Венцеславский, 1847).
В течение многих лет слежу я за состоянием поголовья волков в вятской тайге. Здесь же получил возможность познать охотничью правоту вещих слов покойного волчатника России Н. А. Зворыкина о том, что если охоту на волка с флажками «...превратить в повседневный способ истребления, ввести его в систему, то нет сомнения, что он, по ценности результатов, при опытности и энергии участников, станет самым действенным и рентабельным». Тогда же имел я возможность убедиться и в том, что руководство охотничьим делом на вятской земле сумело справиться с послевоенным засильем волков, введя почет и деятельную опеку местных умельцев по использованию флажков для облавных охот на этого зверя. Вместе с тем, в последующие годы пришлось быть свидетелем того, сколь недолгой была эта опека, проявлявшаяся охотслужбой к особо увлеченным мастерам облавной охоты. Хотя всего-то их, Богом порожденных, было с десяток, среди которых следует упомянуть покойных Михаила Кинчина, Николая Смертина и ныне здравствующих Степана Веприкова, Петра Ионина, прививших в области удачливые охоты на волка с флажками и тем самым сумевших обезопасить вятчан от такого послевоенного бедствия.
Как только ушла в забытье эта волчья напасть, не в цене стал охотничий талант, процветавший в облавных охотах на волка. В охотведомствах того времени перестали заботиться о поиске талантливых охотников, разом порешили, что коли уж есть теперь вертолет, да и снегоход везде не в диковинку, ни к чему и поклонение перед даровитыми охотниками. Это, мол, раньше богатым помещикам было не зазорно ради устройства забавной охоты на серого волка приглашать для сего в наем псковских «Лукашей» или, скажем, привечать таких легендарных волчатников, каким был на Средней Руси крепостной Феопен или его собрат по тому же уменью — Данила, ярко воспетых в произведениях русских писателей.
Для начальствующего состава большинства охотведомств, назначавшегося отнюдь не по степени профессионализма в охотничьем деле, не было «знамо и ведомо» о деяниях прославленных псковичей Архипа и Никиты Старостиных, приглашенных в 1867 г. в качестве егерей в Московское общество охотников для истребления «главного врага» русского крестьянина — волка. В альбоме, изданном в память 50~летнего юбилея этого общества (Москва, 1912) отмечается, что под руководством распорядителя зимних охот Никиты Старостина членами общества к марту 1894 г. было уничтожено 783 волка, после чего Московская губерния почти полностью освободилась от этих зверей. М. В. Булгаков («Егерь дядя Никита». — «Природа и охота», № 2, 1993), посвящая «псковским артистам» облавной охоты на зверя содержательную статью, сообщает, что егерь дядя Никита был непосредственным участником и руководителем сотен охот на зверя, в том числе и при поимке волчицы-людоедки, наводившей страх на жителей Рузского и Звенигородского уездов. Благодаря широкой географии охотничьих подвигов псковичей-волчатников имя Никиты Старостина было известно в Подмосковье, не говоря уже об охотниках-москвичах, почитавших за честь участвовать в волчьих облавах, устроенных псковичами.
Напоминаем мы здесь об этом не зря: из-за быстрого забытья всех бед, причиненных волком русскому народу, а также и того, как раньше почитался даровитый охотник-волчатник, сложилось новое мышление по поводу волчьей проблемы, плоды которого приходится уже пожинать. Причем пожинать-то в совершенно новых условиях, когда намного осложнилась даже организация работ по истреблению волка. Ведь для того, чтобы рассчитывать на успех охоты, охотнику-волчатнику надо жить в районе, где находятся места обитания волчьих семей. Такие места велики по площади, а возможности для охотников жить рядом с волками намного уменьшились, потому что в лесных областях нет теперь былого множества деревень с непременным составом сельских охотников. С разрушением деревень большинство сельчан переселились в города и большие поселки. Масштабность такого явления общеизвестна. На недавно состоявшемся в городе Орле региональном совещании руководителей сельхозпредприятий было оглашено, что в семнадцати областях Центральной России за последние 35 лет сельское население сократилось с 16,5 до 9,6 млн. человек, среди которых доля молодых людей ныне варьирует в пределах 15—21% (В. Топорков. Пока жива еще деревня. Газета «Советская Россия», 29.01.1994). По определению социологов, это уже гнетущая демографическая ситуация. Но для волка подобная ситуация служит на пользу, так как обезлюживание земель содействует и тому, что основные места обитания волка перешли в разряд лесных дебрей, либо территорий со значительно сократившейся сетью ранее проезжих дорог. При таких обстоятельствах значительно возросла трудоемкость поиска в лесах логова волчьих семей, мест их зимних дневок, также как и троп этих зверей, да еще в местах, которые были бы не только удобны для установки капканов, но и не слишком бы утруждали охотников их своевременной проверкой — необходимой в случае попадания в добротный самолов этого исключительно сильного зверя.
Таким образом, очевидно, что применение приемов борьбы с волком в современных условиях стало еще более сложным, чем было раньше. Доступным оно пока остается только для егерей охотничьих хозяйств, проживающих на обслуживаемой ими территории. Однако, если в наше время для усиления борьбы с волком делать ставку на егеря, то стоит задать вопрос: для чего ему эта борьба, к тому же при хорошем вознаграждении за добычу волка. При бедной (по обыкновению) жизни нашего егеря ему куда выгоднее заниматься «селекционной» охотой на волка — отловом обнаглевших или дебильных зверей, составляющих синантропную категорию их сородичей. Увы, но в последние годы, мне приходилось встречать умных егерей, для которых этот серый «помещик» по многу лет служил не такой уж плохой служебной кормушкой. Не потому ли так получилось, что при значительном расширении с 70-х годов сети охотхозяйств и не малом количестве в них егерей все чаще приходится слышать, что в таком-то регионе «волки одолели», а в другом они уже «атакуют»...
К счастью, последствия этих атак пока еще не так горьки. Но уже пора подумать о том, что год от года все больше обнажается размер расплаты за долгое невнимание к элитной части людей в охотничьем братстве, способных справиться с нашествием Волков.
В последние годы, что приходится признать, в моду входит валютная охота для иностранцев. О них проявляется трогательная забота, им разрешается отстреливать животных даже в заповедных лесах, предоставляется полный сервис. И в то же время забыты охотники отечественные. И это тогда, когда охота на волка с каждым годом становится все менее экономически выгодной, требует значительных материальных затрат. При взлете цен снижается число желающих «мучиться и рисковать» ради вознаграждения, получаемого за уничтожение волка. А ущерб, чинимый «санитарами леса» животноводству, значительный, хотя трудно определить его в точных цифрах.
В начале 1992 г. корреспондент газеты «Советская Россия» Ю. Буров в статье «Волки атакуют» поведал читателям, что ему не удалось разузнать, велик ли ущерб от серых разбойников в Тверской области. Не удалось потому, что в областном управлении сельского хозяйства такого учета не ведется — «запрещено новым положением по статистике». Однако Ю. Буров узнал, что в тверских лесах в то время насчитывалось около 700 волков (это после тех лет, когда в Верхневольжье их насчитывалось не более 100). Беседуя с охотниками, он узнал и о том, что в Торжокском районе волки порвали семь взрослых телок, столько же — в Максатихинском, и что в фермерском хозяйстве Калининского района матерые звери, приучая к хищничеству свое очередное потомство, «в одночасье порезали или угнали в лес больше половины овечьего стада...» Освещая этот разбой волков в Тверской области, Ю. Буров поведал еще и о том, что есть здесь охотник-волчатник Н. А. Грачев, досконально изучивший секрет успеха всегда тяжелой охоты на волка. Он известен в области, на его счету около трех с половиной сотен добытых волков. И несмотря на то, что ему под семьдесят — до последних лет он получал приглашение приехать в Кимры, Максатиху, Ржев и другие районы, где это зверье уже допекло сельских жителей. Тем не менее, и этот волчатник перестал откликаться на поступающие к нему приглашения: не по карману стала даже одна езда, хотя бы и при удачной охоте на волка. А главное, он понял, что кончилось время, когда местные власти, как и хозяйственники, не только могли, но и стремились содействовать охоте на волка. Об этом же свидетельствует и небольшая заметка в газете «Охотник и рыболов» (№ 1, 1993) Владимирского облохотрыболовобщества о волках в угодьях охотхозяйств довольно обжитой Владимирской области, где с 1956 по 1977 гг. их здесь практически не было. И вот, в 1992 г. на Владимирщине отстреливают 39 волков, а в первые месяцы 1993 г. — уже 20. В объяснении, почему это стало возможным, газета отмечает: «Притупилось внимание, пропал интерес к хлопотливой и трудоемкой охоте на серого хищника. По разным причинам (в основном из-за дороговизны) охота на них стала мало эффективной и неэкономичной». А раз уж такое случилось, волки не замедлили заявить о себе...
Тот же голос тревоги не раз звучал в репортажах газеты «Вятский край». В одном обстоятельном интервью о волках (октябрь 1993 г.) эта газета огласила весьма нелестные высказывания главного охотоведа Кировского охотрыболовобщества А. А. Гайдара в адрес облисполкома. Там говорится, что в ответ на просьбу председателя общества Б. А. Братухина, зам. председателя исполкома не без насмешливости заявил: «У нас в сельском хозяйстве проблем полно и без ваших (?) волков! Садитесь в электричку, поезжайте до Шелегово и инструктируйте там своих егерей...»
Та же газета от 9 февраля 1994 г. оповестила читателей, что волков сейчас чаще встречают в Белохолуницком, Свечинском, Юрьянском, Мурашинском районах, а также в соседних с Подосиновским — Лузском и Опаринском. Поэтому охотовед Подосиновского района А. Эсаулов через районную газету «Знамя» призвал местных охотников начать атаку на уничтожение волчьего племени.
В газетных репортажах есть и другие сведения о волках, озадачивающие селян в еще большей степени. Например, сообщение «Российской газеты» от 4 февраля 1994 г. о том, что в республике Саха (Якутия), в поселке Быковский Булунского улуса (50 км севернее поселка Тикси) бешеный волк покусал 12 человек, среди которых оказалось шестеро детей...
С сожалением, я вынужден констатировать, что в публикациях газет о волках доминирует призыв к тому, чтобы навалиться на этого хищника «всем миром». Считать, что это разумный призыв, могут лишь те, кому неведома природа волка. Поэтому вовсе не случайно в интервью охотоведа охотуправления республики Мари-Эл А. Мансурова (газета «Труд», 5 мая 1991 г.) ясно прозвучало его убеждение: «чтобы не допустить нарушения природного равновесия в сторону хищников, необходимо возродить профессию егеря-волчатника». Правда, и в уже упомянутой газетной заметке В.Бурова, посвященной состоянию охоты на тверских волков, сообщалось, что в начале 90-х годов председатель Тверского облохотрыболовобщества Ю. В. Полуйко сформировал специальный поощрительный фонд для охотников-волчатников. В свою очередь, председатель облохотуправления И. П. Морозов, понимая, что ушло то время (80-е годы), когда охотник за 200-рублевую премию, получаемую за шкуру взрослой волчицы, имел возможность купить 1000 буханок ржаного хлеба или почти 3 тонны хорошей соли, стал ходатайствовать об увеличении размера премии за убитого волка до 10 тыс. рублей. Тогда же, как сообщалось Ю. Буровым, у названных руководителей возникла мысль заняться организацией массовых облав на волков, если только от кого-либо последует помощь с транспортными средствами...
Однако, как это ни прискорбно, даже такие намерения и призывы не возбудили должного отношения к волчьей проблеме среди большинства руководителей тех структур, которые предопределяют хозяйственную деятельность и коим по долгу службы надлежит быть в ответе за допущенное засилье волков. Если не скрытая пренебрежительность, на нарочитое невнимание к назревшей необходимости возродить в охотслужбе специальность егеря-волчатника стало нормой отношения ко всем, кто призывает к этому. Свидетельством может служить такой частный пример: разработав применительно к современным условиям статус егеря-волчатника (опубликован в моей книге «Волк»), я не смог вызвать интерес в охотведомствах и привлечь их хотя бы к его обсуждению. А когда удалось заручиться согласием правления Кировского облохотрыболовобщества об апробации в условиях двух районов положений этого статуса, нам не удалось найти в аппарате общества специалиста, который проявил бы желание заняться этой работой.
Это уже беда, и беда большая, потому что год от года в ряде регионов трагично складывается взаимосвязанная с волком демографическая ситуация. Нередко, как например, в Опаринском районе Кировской области, где до постройки железной дороги Вятка-Котлас, было 40 населенных пунктов, в 1939 г. — 127, представлявших колхозные хозяйства. В настоящее же время сохранилось только 7 и те отнесены к категории «лежащих...»
Подчеркивая, что такое явление — большая беда, я имею в виду также и то, что столичный мир, да и почти весь городской люд нашей страны круто устремился к блеску и комфорту, составляющих современную сущность жизни имущих слоев населения демократических государств Западной Европы и Америки. Собственно, случилось то, что в свое время страшило нашего великого поэта А.С.Пушкина. Уже в то время он показал, как «несколько глубоких умов», поколебав уважение «к сему новому народу и его уложению...» увидели демократию в ее отвратительном цинизме, где «все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству». Это-то и страшило великого поэта, предугадавшего неизбежность (в случае ослабления дворянства) «наводнения ее (России) демократией худшей, чем в Америке» (Заметки книголюба. «Вятский край», № 28, февраль 1994).
А теперь и нам самим довелось стать свидетелями результатов перестройки (демократизации) народного хозяйства, провальные результаты которой хорошо угадываются хотя бы и по всероссийским взрывам численности волков.
Каждодневные призывы к скорейшему обогащению, к накоплению первичного капитала способами, оправдывающими лишь эту цель и, конечно, к созданию условий, при которых людей не смущало бы проявление у них этой самой «страсти к довольству», выглядят дикими. То, что составляет внешнее проявление этой «страсти», ныне уже у всех на виду. Честные охотники видят это и в развитии так называемой «валютной охоты», возле которой неплохо живут предприимчивые посредники, обеспечивающие ее организацию таковой, да и представители администрации охотхозяйств. Видят они и то, что не на природу с ружьем тянется теперь наша молодежь. Ее желание — обряжаться в модные разрисованные одежды, сборища в дискотеках, на шоу-концертах, завсегдатайство в кафе и ресторанах, в разного рода фирменных магазинах, где можно вдоволь налюбоваться красивой упаковкой зарубежных товаров.
Отмечая эти фрагменты, отражающие наступление на российский быт западных форм смысла жизни, нужно сказать и о том, что далеко не все это составляет «худшую» часть его содержания. Для охотников эти его формы вылились в появлении движений, партий, фондов в защиту животных, означающих, по тамошнему разумению, показатель цивилизации и культуры народа. Проявление у нас этой деятельности стало очевидным после того, как за рубежом набрала силу антипушная пропаганда, направленная в частности на запрет отлова диких животных капканами. Эта пропаганда нашла в конечном счете поддержку Европейского парламента, принявшего законопроект о запрещении отлова диких зверей «стальными челюстями» и другими негуманными способами добычи. Более того, за сим последовали предупреждения в адрес нашей страны о бойкоте поставляемых на западный рынок пушных товаров, если охотники не изобретут и не освоят гуманные (щадящие) способы отлова зверей, шкурки которых поступают в продажу. В современной среде вершителей судеб российской охоты эти предупреждения, естественно, не были оставлены без внимания. Нет, они были восприняты с пониманием, позволившим задействовать выгодные кому-то научные изыскания для решения вопросов, составляющих эту проблему.
Другим, но гораздо более примечательным проявлением гуманистической деятельности явилось стремление активных представителей защиты животных разными способами содействовать злобному поношению фигуры охотника и развитию неприязни к любым формам охоты. В этой деятельности особенно отличились ученые и журналисты из их радикального слоя, активно поддержавшие поначалу всякие выступления за безусловный и повсеместный запрет весенней охоты, а затем поднявшие на щит и необходимость спасения в русской природе как-то еще уцелевших волков. В этой связи с подачи В.Варламова (журнал «Знание-сила», № 9, 1987), началось прославление американских зоологов (П. Эррингтона, Д. Пимлотта и других) убеждавших, что «волк — это такой зверь, который лучше других... олицетворяет дикую природу, а поэтому отношение к нему раскрывает уровень понимания охраны природы ...» (Читай: степень цивилизации и культуры).
Развивая это настроение, газета «За рубежом» (№ 29, 1992) поместила на своих страницах пространную статью корреспондента Шарона Бегли (Возвращение волка. «Ньюсуик», Нью-Йорк) с примечанием редакции, повествующей о том, что в Соединенных Штатах начинается движение за интродукцию волка, и что, несмотря на противодействие части населения, «общественное мнение страны в целом на стороне этого сильного и прекрасного животного». Автор статьи сообщает и о том, что в 1990 г. группы защитников окружающей среды добились согласия соответствующих управлений на осуществление программы, предусматривающей выпуск на волю группы мексиканских волков в штатах Нью-Мексико и Аризона. В это же время в цивилизованных странах Европы почтение к волку стало чем-то уж похожим на моду. В 1992 г. я получил письмо из Парика от профессионального фотографа Патрика де Доре с просьбой разрешить ему приехать в вятский лес на неделю для съемок на природе диких волков. На последовавший мой ответ о невозможности такой съемки за недельный срок, я получил другое письмо, в котором было написано: «Вы, вероятно, знаете, что в парке Йеллоустоун (США) хотят интродуцировать волков. Там, наконец, поняли, что это не ужасное, а очень умное животное, поэтому я не знаю причины, почему русские их истребляют. Может быть из-за шкуры или их очень много, или они просто их не любят». А после того, как в Швеции и Норвегии стало известно о том, что русские опубликовали сведения о людоедстве волков, почти все средства массовой информации этих стран включились в многомесячную дискуссию по этому поводу. В газетах появились статьи, о содержании которых можно судить по одним их названиям. Вот некоторые из них: «Изучение хищников на неправильном пути», «Понимают ли русские биологию?», «Наука и политика в СССР», «Дебаты по волкам продолжаются. Друзья волков не хотят знать». В конечном итоге скандинавская группа «Друзья волка» от имени этой организации написала в правительство Норвегии (министру охраны природы) протест с требованием осуждения лиц, распространивших русскую «крамолу на волка».
Надо думать, что в свете всех этих обстоятельств не является удивительным, что сопредседатель комиссии по крупным хищникам Териологического общества, профессор-консультант Института имени А. Н. Северцова Российской Академии наук Д. И. Бибиков совместно с бывшим эстонским спортсменом, а ныне директором малого предприятия при Тартусском университете И. Х. Роотси, выступили с призывом о том, что «...мы должны восстановить популяции волка всюду, в заповедниках и национальных парках, где это еще возможно..., где есть для него жизненное пространство, а общество уже прошло стадию первоначальной цивилизации, для которой свойственна неприязнь к волку и стремление списать на него свои просчеты» («Опасен ли волк людям?». Журнал «Природа и охота», М 4, 1993, с.43-45).
Так вот, оказывается, какие помыслы озадачивают теперь некоторых представителей российской науки! Меня же в этих рассуждениях профессора Д. Бибикова и коммерсанта И. Роотси удивляет, как они судят об опасности волка. Убежденно помыслив, что если бы не нашествие Наполеона, да если бы не появился ГУЛАГ, не было бы и волков-людоедов, тем более таких алчных, что двигались они за наполеоновским войском аж до берегов Рейна. А поэтому де во всех других случаях только бесхозяйственность и невежество людей уже многие века вынуждают волка действовать вопреки его не столь уж злобной природе. Ну, а сколь это так, то пора уж призвать к тому, чтобы в дискуссиях о волке, в которых многие столетия он подавался в образе злого и опасного хищника, был «категорически отвергнут ярлык страшного зверя, пожирающего детей и лишающего русскую крестьянку единственной коровы». Прочитав такое, я, поначалу, даже не нашел печатных слов, которыми можно было бы выразить свое непочтение к названным авторам по поводу столь явного глумления над русской крестьянкой. Раздосадован, конечно, был и тем, что такая статья обращена к читателям журнала «Природа и охота», возрождение которого в 1992 г. сулило надежду на то, что этот журнал продолжит лучшие традиции его первого редактора Л.П.Сабанеева. И не только редактора, но и первого ученого, раскрывшего в своих трудах подлинную природу волка.
Но уж раз так получилось, считаю, что будет нелишним поместить в этой своей статье выдержки из газетной публикации («Кировская правда», 1 сентября 1992 г.), озаглавленной «А тогда они наводили ужас». Публикация эта — обнародованный ответ профессора П. А. Мантейфеля в письме от 3 ноября 1957 г. жителю Даровского района А. А. Демакову на его сообщение о том, что творилось в их районе в послевоенные годы. «В ту пору, — писал профессору Демаков, — здесь свирепствовали страшные волки-людоеды и жертвами их набегов (в поле, на речке, в лесу, при пастьбе скота) оказались 40 детей». Сообщая как и где это происходило, А. А. Демаков в комментарии к письму П. А. Мантейфеля объясняет, что «профессор не смог дать полноценного ответа на мое письмо», тогда, как «у съеденных ребятишек были мамы и некоторые из них в ту пору еще жили...»
Далее в комментарии отмечалось: «...В середине 1948 г. в Ядровское приезжали охотники из Москвы с отставным генералом. Но ни одного волю они не убили. Поэтому ходили слухи, что волки-людоеды перебрались в Даровское из мест фронтовой полосы, другие утверждали, что они родом из Сибири... Однако тайна их появления, а затем исчезновения так и осталась тайной. Куда ушли? Где еще свирепствовали?..» А.А.Демаков посетовал и на то, что про это «белое пятно» он тогда же написал известному знатоку природы Василию Пескову, но, видимо, его это явление не заинтересовало, если, конечно, сообщение с такими страшными фактами все же дошло до редакции «Комсомольской правды».
Как мне известно, в ту пору все это, действительно, было так. В 1957 г. профессор Мантейфель не мог написать полноценного ответа на это письмо. Не мог потому, что в то время не было принято распространять сведения о людоедстве волков. Но в своем ответе А.Демакову профессор сообщил: «Ни я, ни мои ученики, бывшие на войне, нигде ни разу не наблюдали поедание волками убитых людей, которых эти звери всегда обходили стороной. Трупы же объедали лисицы, кошки и иногда собаки...»
Возвращаясь к статье Д. И. Бибикова и И. Х. Роотси «Опасен ли волк для людей?», важно сказать и о том, что для ее авторов не вопрос, каково же должно быть современное отношение к этому зверю. По их мнению, «на территории СНГ задача управления волком состоит в переходе от стихийной борьбе к научно обоснованным региональным программам контроля (!) его популяций». При этом, следуя их же совету, «в цивилизованном обществе, к которому мы вроде начали двигаться» возможности нападения этих зверей на людей должны быть полностью исключены.
Что ж, ныне можно пригнать, что к такому обществу мы, наконец, двинулись. Но пока результат этой подвижки — разъединение, разделение, разрушение, развал, разворовывание, разорение, разруха и невиданное еще раздолье для разгула сильных хищных зверей, имя которым — волк!
Очевидно, что при такой ситуации навсегда ушло время, когда состоятельное дворянство России оберегало народ от разбоя волков. Когда профессионализм организаторов охоты с борзыми и гончими, составляющими знаменитую Першинскую охоту, позволил только ей одной затравить за период с 1887 по 1913 год 631 волка, включая 56 матерых, и брать за сезон по 3-4 из выводка. Вот почему для всех истинных охотоведов-руководителей охотничьей отрасли святой долг перед российской крестьянкой — всеми силами не допустить повторения былых, горьких трагедий, неизбежных в случае большого разгула опасных волчьих семей. Реальность решения такой задачи — в возрождении слоя охотников-волчатников с правовым статусом этой профессии.
