Яковлев А. С.
Поезд пришел на станцию на рассвете. Члены экспедиции — пятеро мужчин и три женщины — поспешно вышли на платформу. На этой станции поезд останавливается только на минуту. Студент Виктор Трофимов едва успел выгрузиться со своим очень тяжелым заплечным мешком и ружьем в чехле.
Начальник экспедиции инженер Орлов уже на ходу поезда помог студенту выгрузить мешок.
— Что это у вас такое тяжелое? — спросил он чуть недовольно.
— Восемь килограммов дроби, килограмм пороху... ну, и мои вещи.
— Зачем так много дроби? Возиться с такой тяжестью...
— Ничего, справлюсь, — бодро ответил студент.
Высокий, широкий в плечах, тонкий в талии, стройный, он был выше коренастого Орлова на целую голову. Орлов посмотрел на него снизу вверх и засмеялся.
— Ну, возитесь, возитесь!.. Посмотрим, что выйдет из вашей охоты.
Студент поднял мешок, ружье, пошел к стене вокзала, где уже собрались со своими вещами остальные члены экспедиции. Кроме них, на платформе был только дежурный по станции да стрелочник с фонарем, уже потушенным. Дежурный и стрелочник с любопытством смотрели на членов экспедиции. Орлов быстро прошел в вокзал, потом на вокзальную площадь. Нигде никого. Он вернулся на платформу и, проходя мимо товарищей, сказал на ходу:
— Никто не приехал встретить!
Он подошел к дежурному:
— Скажите, пожалуйста, где здесь геологическая база?
— В тюрьме.
— Как в тюрьме?
— Тюрьма здесь очень большая, при царе была каторжной. А сейчас преступников очень мало. Ну, здание и отдали геологам. А вы — геологи?
Члены экспедиции расхохотались, когда услышали ответ дежурного. Ехали-ехали... пять суток ехали и приехали... в тюрьму.
— Однако придется сходить на базу, вызвать машину. С нашими вещами пешком не доберешься.
Орлов спросил дежурного, как пройти к тюрьме.
— А вон она виднеется. Самое большое здание.
Из-за крыш маленьких саманных домов виднелось большое кирпичное здание, окруженное белой стеной. Широкая улица была совсем пустынной. Тишина стояла полная — никаких звуков. Только где-то далеко кричали петухи, да со степи доносился гул уходящего поезда. Солнце еще не взошло, а уже весь мир был полон розоватого молодого света. Поезд у горизонта виднелся ясно, — он уходил вдаль, становился меньше, меньше.
Ни деревца на улице, ни кустика в степи. Только у вокзала пять кустов желтой акации, пыльных и общипанных. Но в этой оглушающей тишине, в этих бесконечных степных просторах чувствовалось нечто величавое. Когда Орлов ушел, все семеро членов экспедиции подошли к краю платформы, пристально смотрели в степь. Показалось солнце. Степь загорелась красным светом. Зазвенели жаворонки. Здесь они черные, а не серые, как под Москвой. Студентка Катя Разумовская даже не поверила, что это жаворонки. Солнце, отделившись от горизонта, казалось похожим на куриное яйцо. Жар стал наполнять воздух.
Орлов приехал в телеге. Лошадью управлял казах в тюбетейке, но в теплом стеганом халате. Орлов хмурился. «Черт знает что! Ничего не готово. Машин нет, продовольствия нет, даже планов нет. Сиди и жди, когда все пришлют!» Он нахмурился и ворчал, а студенты и студентки смеялись... Молодость — бодрость.
— Вот придется на одних сухарях сидеть, тогда посмеетесь, — пригрозил Орлов.
— Сухари-то есть?
— Сухарей прислали много.
— Ну и отлично! Проживем.
Орлов стал серьезен:
— Это положим... проживем. На фронте однажды полмесяца только сухарями питались. Были отрезаны от базы.
— И мы отрезаны от базы! — засмеялась Разумовская, — и мы на фронте!
Погрузили вещи в телегу, сами пошли пешком. Шли и смеялись:
— В тюрьму идем добровольно!
Но, когда увидели тюрьму вблизи, приумолкли. Высокая глухая стена и окна с решетками подавляли. Ворота были гостеприимно раскрыты. Во дворе — пустом и гулком — экспедицию встретил старик. Это был сторож базы. На расспросы он объяснил: в тюрьме в царские времена содержались рецидивисты. Они иногда убегали. Но кругом степь, железной дороги тогда не было. Казахи быстро ловили беглецов.
— Главное, в степи воды нет. А без воды не убежишь.
— Но мы видели из окна вагона много озер, — сказал Трофимов.
— Озер много. Только они соленые. Трудно вам придется по степи-то ходить.
— Ничего. Мы на войне, дед, ко всему привыкли, — сказал Орлов.
Старик встрепенулся:
— Ай и вы на войне были? Я думал, ученых не берут.
— Были. Вот товарищ Гаврилов — старший лейтенант, товарищ Рябова была связисткой. Ныне они студенты, на практику приехали.
— А товарищ Орлов майором был, батальоном командовал, — улыбаясь, кивнула на Орлова Разумовская. — Теперь он инженер, нами командует.
— Вон что, вон что, — удивился старик и даже выпрямился перед Орловым, как солдат перед начальством.
— Геологам на разведке, как солдатам на войне, приходится все испытать. Мы народ храбрый. Вот я говорю своим товарищам: «Кроме сухарей, ничего нам не приготовили». А они смеются, будто им достаточно и такой еды.
— Соли еще прислали, — порадовал старик шутливо, — а вот, я вижу, у вас ружье есть. В степи дичи разной много. Прокормитесь!
— В самом деле, товарищи, — оживился Гаврилов, — я читал, что наш знаменитый геолог и географ Петр Крапоткин брал в экспедиции только сухари и соль. А другую пищу добывал охотой. А ведь он обследовал самые дикие места.
Орлов повернулся к Трофимову:
— Тогда... вы, Витя, пожалуй, маловато взяли дроби, — и засмеялся.
Со станции в степь выехали только через три дня. Орлов целыми днями сидел на переговорной станции и на телеграфе, с кем-то ругался, кого-то торопил, чтобы прислали машины, продовольствие, карты и планы. Ему обещали прислать, но когда, — неизвестно. Вечером на третий день он собрал всех членов экспедиции:
— Как быть, товарищи? Ждать? Или выехать сейчас на лошади, без продовольствия? Объем работы у нас большой, надо бы приступить немедленно...
— Едем, едем! — заговорили все семеро. — Ждать не хотим!
— Тогда я не отвечаю за ваше питание...
— Мы сами за себя отвечаем!
С базы взяли только спальные мешки, две палатки, ящики с сухарями, бочку для воды, топор. И рано утром четвертого дня выехали в степь. Перед партией стояла задача произвести поисково-съемочные геологические работы на участке площадью две тысячи квадратных километров.
Орлов, уже много раз бывавший в таких экспедициях, рассказал, как придется работать. Каждый день на планшетах (планах) он будет отмечать участки, которые должны обследовать члены экспедиции. Каждому свой участок...
Стан придется переносить каждый день на новое место. Это хлопотно, а ничего не сделаешь. Если бы была машина, я утром разбрасывал бы вас далеко по степи, а к вечеру собирал. Стан бы стоял на одном месте много дней... А пешком далеко не уйдешь.
— Мы и пешком много сделаем, — сказала Разумовская.
— Сделаем, сделаем! — поддержали другие.
Орлов только улыбался в ответ. Он понимал: этих молодых людей бодрит мысль, что вот они вступают в степные просторы, почти необитаемые, что они проведут большую интересную работу, немного похожую на ту, которую вели когда-то знаменитые путешественники и исследователи. Гаврилов, например, раза четыре принимался рассказывать, как действовал Петр Кропоткин. А Трофимов говорил о Пржевальском, о Козлове.
— Они проходили когда-то по таким же местам.
Солнце еще не взошло, когда экспедиция покинула базу. Лошадь неторопливо везла телегу с вещами, казах Ахмат сидел на спальных мешках, правил, а все восьмеро шли вокруг телеги.
В километре от базы Ахмат подъехал к колдобине, наполненной водой и поросшей вокруг камышом.
— Наливай бочка вода, — ломаным языком сказал он.
Вода в колдобине была белая, глинистая.
Катя Разумовская брезгливо поморщилась:
— Ой, какая муть!
Казах, скаля белые, как сахар, зубы, сказал:
— Тут все пьют. Самый лучший вода.
Студенты ведром и двумя чайниками начали черпать воду. Трофимов полез в камыши. Вдруг перед ним что-то тяжело захлопало, заплескалось, — и три крупные утки и целая стайка куликов вырвались из камышей. Студент бегом побежал назад к телеге за ружьем. Вид у него был возбужденный, глаза круглые. Товарищи даже забеспокоились:
— Что с тобой?
— Утки... дичь... кулики! — шепотом ответил Трофимов, будто боялся, что спугнет дичь, если заговорит громко.
Ахмат засмеялся:
— Здесь мало-мало, дальше много-много.
Дрожащими руками Трофимов складывал ружье, прикреплял патронташ к ремню — очень торопился поскорей в камыши. Но когда все наладил, — бочку уже налили водой и надо было ехать дальше.
— Тронулись, тронулись, товарищи! — приказал Орлов.
Ехали без дороги, Орлов сверялся с компасом и картой.
Ахмат весело кивал головой, когда Орлов указывал ему направление:
— Снаю, снаю!
Солнце показалось красное, как раскаленный уголь. Степь сразу стала бесконечной. Нигде никаких строений. И над степью небо. И все! Лишь позади виднелся большой куб — геологическая база.
— Ой-ой! Нигде ни одного человека, — сказала удивленно Рябова, оглядывая степь.
Ахмат повернулся к ней:
— Вода нет — люди нет. Вода есть — люди есть.
Потом махнул рукой Трофимову:
— Гляди, товарищ!
И указал вперед, на зеленое пятно.
— Камыш есть, вода есть, птыца есть.
Трофимов вскинул ружье на плечо и торопливо, почти бегом, пустился к зеленому пятну.
— И я с тобой! — закричал белокурый студент Никандров.
Под смех и веселые крики побежали вперегонки. Длинноногий Трофимов шагов за сто до камышей приготовил ружье, пригнулся, приблизился к камышам крадучись. Высокие камыши стояли неподвижно. Между их стеблями виднелись длинноносые птицы. Трофимов даже не разобрал какие, прицелился и выстрелил. Одна птица взмахнула беловатым крылом, забилась на воде. В камышах поднялся такой шум, точно рядом мчался поезд. Свист, кряканье, писк, бормотанье, клёкот... Темным облаком птицы закружились над камышами. Трофимов достал убитую птицу. Это был крупный кулик.
— Эх ты, во что стрелял! — недовольно сказал Никандров. — Дай-ка я! Смотри, сколько уток. А вон и гуси!
Он вырвал у Виктора ружье, побежал вдоль камышей, пригибаясь. Трофимов смущенно смотрел ему вслед. Ему было несколько совестно: столько уток, даже гуси есть, а он стрелял в кулика. Через пять минут в камышах грянул выстрел, другой. Трофимов бросился туда. Никандров вышел из камышей с двумя утками, радостный, что так легко досталась богатая добыча.
— Теперь ты! — протянул он ружье Виктору. — Будем стрелять по очереди.
Но товарищи уже кричали от телеги:
— Не отставай! Довольно! Сюда!
Трофимов и Никандров побежали к телеге. Их встретили веселыми криками.
— Вот здорово! Обед есть!
Ахмат скалил ослепительные зубы, бормотал:
— Дальше много, много будет!
К вечеру приехали к соленому озеру. В телеге лежали пять уток и кулик. Можно бы настрелять больше, хоть три десятка. Но испортится дичь на такой жаре.
Затрещал костер, — прошлогодний сухой камыш горел ярко, все хлопотали, приготовляя обед и ужин, драли перья с уток, полоскали их в соленой воде...
От соленого озера начались работы. Каждый член экспедиции с геологическим молотком в руках, с рюкзаком за плечами, с планшетом и записной книжкой в сумке у пояса, с флягой на ремне через плечо уходил рано утром от стана на отведенный ему участок. В рюкзаке три-четыре сухаря и кусок вареной утки. За день надо было пройти десять-двенадцать километров, обследуя местность, отмечая выходы земных пород. Молотком отбивали куски пород, клали их в маленькие мешочки вместе с запиской, где порода взята, мешочек — в рюкзак.
Степь, небо, солнце — человек ходил будто один-одинешенек в этой бескрайности, искал земные богатства, нужные стране.
Целый день ходить по жаре, неутомимо, жадно всматриваясь во все окружающее, — труд нелегкий. К вечеру рюкзак наполнялся камешками в мешочках, тянул плечи. На стан приходили, когда солнце касалось горизонта.
А Трофимов, Никандров, Гаврилов и Головачев (четвертый студент) по очереди брали с собой ружье, — оно было единственным на всех, — и охотились. В степи озер было много — мелких, горько-соленых, заросших камышом. А в озерах — миллионы непуганой птицы.
Орлов все беспокоился, посылая Ахмата верхом на лошади с записками в поселки, однако пока не присылали ни продовольствия, ни тем более машин. Жить приходилось охотой. Однажды Никандров принес восемь уток и гуся.
— Озеро большое, середина чистая. Смотрю издали, черные острова на нем. Что такое? А это утки...
В другой раз он же — самый удачливый охотник — нашел в лощине мелкий кустарник.
— Только вошел в кусты, — выскочил заяц. Пробежал шагов сто, лег. Тут же из-под ног выскочил другой, потом еще и еще... Отбежали в степь, а потом снова поскакали в кусты.
— А я волка видела, шагах в тридцати, — рассказывала Рябова. — Выбежал из канавы. Вот я испугалась. А он постоял, посмотрел на меня и трусцой побежал в степь.
Видели стада коз, видели лисиц, видели, как беркуты ловят зайцев... Каждый вечер у костра новые и новые рассказы. Но еще чаще рассказывали о змеях:
— Вышел я на бугор, — рассказал, например, Трофимов, — смотрю, большая черная змея греется на солнце. Я ее молотком — тюк! Смотрю, другая, третья... Мне даже стало страшно! Шесть змей убил!
Над ним посмеялись:
— Что же ты их не принес на стан? Тоже продовольствие!
Только через две недели привезли на двух вездеходах продовольствие — крупу и консервы. Крупе и консервам, однако, не обрадовались, — свежая дичь заменила все. Вот машинам обрадовались: на них можно далеко уезжать в степь, пешком со свежими силами обследовать большие участки, а вечером машина приедет, отвезет на стан.
Степные просторы будут полностью покорены человеком.
