Рябов В. В.
В середине сентября я получил от колхозного лесника Фирса письмо:
«В. В. шлет Вам привет известный Вам Фирс Макарыч. Потому как овсы ноне поспели рано, медведи зачали ходить на полосы дён уже десять назад и потравили много овсов. Председатель колхоза у нас другой. Иван-то уехал учиться.
Так, новый-то председатель просит вас приехать с собачками и попужать озорников-медведей. Один ходит очень большой. След его в два моих бродня. Этот ходит на дальние кулиги. Очень удобное место. Лабаз я соорудил, сидеть очень способно»...
Я прочитал письмо с удовольствием и через два дня, взяв шесть дней в счет отпуска, выехал на охоту. Решив поохотиться по медведям на овсах, собак с собой не взял.
Утром пошли на овсяные полосы. Медведь, действительно, поел много овса, а еще больше помял его. Судя по следам, зверь был очень крупный.
Лабаз, сооруженный Фирсом, оказался не на месте.
Со всеми предосторожностями, соблюдая тишину, в тридцати шагах от тропы зверя мы соорудили на сосне второй лабаз. Чтобы не производить шума и не насорить у лабаза стружек, за жердями сходили метров за триста.
Вечером я был на лабазе до захода солнца.
Быстро сгустились сумерки.
Над головой, с шумом рассекая воздух, пролетел табун кряковых уток и опустился в овес.
Вдруг в стороне — в полукилометре — я услышал сильный рев медведя и почти одновременно — коровы.
Решив, что это тот же медведь, который ходит на овсы, я осторожно слез с лабаза и, размяв онемевшие ноги, потихоньку пошел к дороге, идущей сперва тайгой, затем пожнями (покосами) в деревню.
О слышанной в тайге драме я рассказал Фирсу.
Утром колхозники нашли у речки, в березняке, зарезанную медведем крупную колхозную корову. Это была уже третья корова, заеденная медведем за лето.
Я налегке направился на станцию.
Встретив на краю деревни председателя колхоза, я обещал ему, что через день вернусь с собаками и непременно убью зверя-стервятника.
Приехал я со своим другом Сашей. С нами были две мои лайки-медвежатницы — Дозор и Эльбрус.
Еще затемно мы вышли из деревни в сопровождении Фирса на овсяные кулиги, до которых было четыре километра.
Держа на сворке своего любимца Дозора, я обошел овсяную полосу одним краем, а Саша с Фирсом — другим.
По обильной росе отчетливо были видны следы зверя, побывавшего здесь перед утром. В одном месте опытный Дозор, хрипя на ошейнике, потянул на звериную тропу, явно прихватив свежий след.
Спущенные собаки с шумом унеслись следом зверя. В том же направлении, сразу промокнув до пояса, тронулись и мы.
Перевалив первую сопку, я вышел на полянку, за мной шел Фирс. На наш тихий свист подошел Саша, и мы тронулись дальше.
Перешли и вторую сопку, а собак все еще не было слышно. Мы с напряжением вслушивались в звуки, которыми так небогата бывает тайга в сентябре.
Фирс поднял палец и весь превратился в слух.
— Слышите, лают?
До собак, видимо, было не менее километра.
— Бежим — держат зверя! — взволнованно крикнул я своим спутникам, и мы побежали вперед. Саша скоро где-то отстал: быстро бегать ему не позволяла раненная на фронте нога.
Когда мы с Фирсом перебежали глухой распадок, где с шумом рвался горный ручей, до нас отчетливо донесся злобный лай наседающих на зверя собак...
По голосам можно было определить, что собаки держат зверя в полукилометре, на пологом склоне противоположной сопки.
Осторожно, точно на глухарином току, мы продолжали продвигаться вперед.
— Ветер тянет на нас — это хорошо. Ты немного отстань и задержи Сашу: чем меньше будет шума, тем больше шансов скрасть зверя, — тихо сказал я Фирсу.
— Идите, вам не впервой, берегитесь только зверь крупный и осерчавши, а мы будем близко и, коли-что, сразу подоспеем, — сказал Фирс.
Я старался двигаться вперед лишь в те моменты, когда собаки особенно озлобленно атаковали зверя.
Голоса собак, рявканье и озлобленное «фуканье» зверя становились все ближе и ближе. Уже слышно было приглушенное дыхание медведя, доведенного до остервенения. Рявкнув, зверь дал угонку, и еще более азартный лай собак переместился шагов на тридцать левее.
Опытные собаки, атакуя зверя, все время ждали выстрела и все жарче наседали на медведя.
Стараясь совсем не производить шума, я прошел еще шагов полсотни и вот сквозь густую хвою увидел собак и задержанного ими зверя.
Эти секунды высокого нервного напряжения для охотника-медвежатника самые яркие и захватывающие.
Видно, как Дозор, атакуя медведя, старается быть спереди зверя, тем самым как бы отвлекая его внимание на себя, а Эльбрус наседает сбоку, приблизившись к зверю метра на два.
Темно-бурый, почти черный, медведь рядом с собаками кажется громадным. Сгорбившийся, с поднятой на загривке шерстью, в эти секунды он изумительно красив. Вот медведь рявкнул, бросился на собак, загребая когтистой лапой по воздуху. В этот момент Эльбрус крепко схватил медведя сзади; моментально повернувшись, зверь метнулся за дерзким псом.
Работа лихих собак по рассвирепевшему медведю — это игра со смертью: каждую секунду одна из них может полететь в сторону с распоротым животом. Необходимо как можно скорее прекратить эту опасную игру.
Я выделил с колена холку медведя и плавно нажал спусковой крючок винтовки. После выстрела медведь бросился в мою сторону, но на нем повисли собаки, а зад его оказался парализованным. Зверь в бессильной ярости рвал когтями сучья, на которые рухнул.
Я подбежал к нему шагов на пять и, улучив момент, выстрелом за ухо добил зверя.
Из ельника вышли Саша и Фирс и, почему-то сняв одновременно один картуз, а другой шляпу, отерли потные лбы и поздравили меня с удачей.
