Фрейберг Е. Н.
Серый туманный день... Светло-зеленое море застыло в спокойной дремоте. На бортах шлюпки тяжелые капли росы сверкают разноцветными огнями.
Невдалеке коричневые громады гор отвесными стенами спускаются к берегу, на который с шумом накатываются валы прибоя с сияющими изумрудными гребнями.
Они рождаются у самого берега, неожиданно вырастая из спокойной воды. В воздухе не шелохнет, не чувствуется ни малейшего ветерка, а искрящаяся полоса прибоя ровной каймой окружает остров.
С прибрежных скал сотнями срываются морские птицы и черными стрелами прорезают туманный воздух. Оттуда до нас доносятся громкие крики чаек и карканье кайр. Несколько птиц в нарядном траурном оперении садятся на воду.
Мы ловим рыбу, и кайры, или, как их зовут, алеуты, «ары», нас не боятся. Под килем нашей шлюпки около пятнадцати метров прозрачной толщи воды. Из темных глубин мы вытаскиваем разнообразных морских рыб, — то огромную треску, то золотистых бычков с ярко-синими пятнами на боках и большими узорчатыми плавниками, то желтых с черными полосками судачков, то вовсе неведомых мне странных рыб, название которых алеуты произносят на гортанном своем языке.
Мы ловим на поддёв. Толстый шнур с двойным крючком и блестящим грузилом ритмически скользит по борту, и почти каждый рывок его приносит какую-нибудь добычу.
Из спокойной глади моря в поднимающемся тумане вырастают тонкие призрачные фонтаны. Они приближаются к нам, вздымаясь через ровные промежутки времени, и на фоне этих фонтанов мелькают острые саблевидные плавники.
К берегу идет стая касаток. Это — небольшие киты, страшные хищники полярных морей. Горе морским котикам и их молодняку, когда они встречаются с касатками вдали от берегов при кочевке в теплые моря.
Касатки достигают десяти тонн весом. Аппетит их очень велик: по словам китобоев, в одной добытой ими касатке было найдено шестнадцать проглоченных котиков. Нападают они и на больших китов.
Как-то раз я наблюдал, как стая касаток атаковала кита-полосатика. Огромное животное металось во все стороны, спасаясь от ужасных зубов хищников и, наконец, почти выпрыгнуло из воды, показав свое белоснежное брюхо, исполосованное кровавыми ранами. Мне запомнился вид гигантского зверя, тщетно стремившегося уйти от своих преследователей.
С шумом и плеском наполняют касатки маленькую бухту. Спокойная вода волнуется и бурлит.
Вот одна касатка идет прямо на нас. Из темного отверстия — дыхала, расположенного впереди высокого спинного плавника, вырывается серебристый фонтан. У самой шлюпки животное ныряет. В воздухе мелькает широкая мощная спина.
— Скорей таскай удочку! — быстро говорит мне алеут Хабаров, поспешно убирая свою снасть,
Я перегибаюсь через борт и с невольным страхом наблюдаю, как огромное животное проходит под шлюпкой, мягко склоняя свой острый плавник...
Стая обходит бухту и также грозно и величаво плывет в море. Вскоре их искрящиеся фонтаны тают в туманном воздухе. Вода в бухте вновь делается спокойной и неподвижной. Мы продолжаем ловлю.
— О, иннунах (черт)! — вырывается у однорукого промышленника Бадаева.
Он с ожесточением дергает свой шнур, но тот не под дается: крючок за что-то зацепился. Наконец, крючок отрывается и легко идет кверху. Алеут снимает неизвестного мне моллюска и с досадой бросает его в море.
В тихом воздухе раздается гортанная речь, — мои спутники алеуты решают переменить место. Мы выбираем снасти и плывем ближе к берегу, где виднеется рябь от играющих на поверхности судачков.
С гор доносится стонущий крик песца, и, точно в ответ ему, с прибрежных скал раздаются резкие крики чаек.
У меня вдруг зацепился за что-то крючок. Мои попытки освободить его ни к чему не приводят. Я долго дергаю шнур, он натягивается как струна, но не поддается. Тяну, что есть силы, и — о радость! — чувствую, что крючок оторвался от дна.
Я медленно выбираю шнур. Гляжу в прозрачную глубину моря и вскоре замечаю какую-то бесформенную массу, похожую на пучок водорослей. Шнур легко скользит по борту лодки. Вырисовывается огромное розовое тело с круглыми ярко-желтыми глазами и толстыми извивающимися щупальцами.
— Осьминог!
У моих спутников разгораются глаза, — мясо спрута у алеутов считается изысканным лакомством. Недаром серые тупорылые глупыши, птицы из семейства буревестников, охотятся за ними во время отливов, и в желудках у них всегда находится множество клювов этих моллюсков.
Страшное животное уже совсем близко от поверхности воды, и мои спутники выхватывают ножи. Но осьминог изворачивается и плотно прижимается к килю, а два щупальца — розовые, толщиной в руку, с твердыми присосками — мягко обволакивают борт шлюпки.
Я делаю сильный рывок. Крючок вырывает кусок мяса, освобожденный хищник мгновенно разжимает щупальца и камнем идет в глубину. Но в руках Хабарова я замечаю извивающийся отрезок щупальца, который он успел молниеносно отхватить от ускользающего животного.
Мне предлагают попробовать мяса, но я отказываюсь. Круглые горящие глаза осьминога, со злобой смотревшие на меня из глубины, стоят передо мной. Невольное отвращение охватывает меня, и я стараюсь не смотреть на моих спутников, с увлечением орудующих над еще трепещущим мясом моллюска.
Над шлюпкой пролетает большая серая чайка, и ее желтые с ярким карминным ободком глаза пытливо всматриваются в остатки первобытного пира.
