портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

СЕТТЕР - преданность, красота, стиль

  
  
  

АНГЛИЙСКИЙ СЕТТЕР

Порода формировалась в первой половине XIX столетия путем слияния различных по типу семей пегих и крапчатых сеттеров, разводившихся в Англии отдельными заводчиками. В России английские сеттеры появились в 70-х годах XIX столетия, главным образом из Англии. 

подробнее >>

ИРЛАНДСКИЙ СЕТТЕР

Ирландский сеттер был выведен в Ирландии как рабочая собака для охоты на дичь. Эта порода происходит от Ирландского Красно-Белого Сеттера и от неизвестной собаки сплошного красного окраса. В XVIII веке этот тип собак был легко узнаваем.

подробнее >>

ГОРДОН

Это самый тяжелый среди сеттеров,
хорошо известный с 1860-х годов, но
обязанный популярностью четвертому
герцогу Гордону, разводившему черно-
подпалых сеттеров в своем замке в 20-х 
годах XVIII столетия.

подробнее >>

Портреты лайчатников

Фуртов Владимир Дмитриевич

Борис Васильевич Шныгин (1909—1977)

Никогда не забудется парад Победы в честь Великой Отечественной войны, состоявшийся в исключительно торжественной обстановке на Красной площади в 1945 году.

Среди участников, прошедших мимо трибун, была также группа охотников, одетых в специальную охотничью форму. Возле левой ноги каждого шли их верные четвероногие помощники. Включение этой группы было вполне оправдано, поскольку охотники также внесли свою лепту в Победу. В первой шеренге шел и Борис Васильевич Шныгин со своей, уже тогда известной, охотничьей лайкой...

Один из старейших биологов-охотоведов, он родился в 1909 году в семье потомственного охотника в старинном доме тихой старой Москвы — на Остоженке — рядом с храмом Христа Спасителя. Волею судьбы воспитанием мальчика занялись три тетушки (его мать скончалась при родах), которые были большие любительницы русской природы. В погожие дни им не сиделось дома и они, забрав племянника, большее время проводили в Подмосковье, собирая то травы и цветы, то ягоды и грибы, то вообще любуясь великолепием окружающего их мира. Всесторонне образованные наставницы старательно воспитывали Бориса: одна увлекалась живописью, другая животными, третья — оперным искусством (ее кумиром был Ф.И.Шаляпин; стены в комнате, свободные от картин и икон, занимали портреты с автографами великого певца, а в ящиках ее девичьего секретера хранилась уникальная коллекция грампластинок). Охотничьим же образованием Бориса ведал отец — Василий Константинович — страстный ружейный охотник, большой знаток живой природы, посвящавший все свободное время воспитанию сына. И тогда, еще в раннем возрасте, всевозможные игры мальчика с различными игрушками сводились отцом к охотничьим забавам. Одаренный по природе, Борис с интересом воспринимал, познавал и полюбил всё лучшее, что окружало его. А уже девятилетнему Борису отец подарил первое ружье — «мелкашку» фирмы «Геко» и с тех пор стал брать его на охоту. И как приятно было обоим ходить по лесам, болотам и полям в солнечные или пасмурные дни, радуясь успехам!

Позже, сидя на одной парте со своим другом Борисом Костецким, мальчики частенько отвлекались от занятий, поглядывая за всем, что летало

и бегало за окошком, и поэтому, конечно, получали замечания от преподавателей; зато заслуживали похвалы на любимом ими уроке зоологии. В 1920-х годах оба Бориса, для которых живая природа стала основным увлечением, поступили в Кружок юных биологов зоопарка (КЮБЗ), которым руководил известный биолог, профессор Петр Александрович Мантейфель. Дядя Петя, как любовно звали его кюбзовцы за талант, человеколюбие и доброжелательность, прививал своим воспитанникам неиссякаемую любовь к природе.

В кружке Борис Васильевич познакомился с С.В.Лобачевым, С.М.Успенским, М.П.Павловым, В.А.Чижевым, Л.В.Ушаковой, Э.И. Шерешевским, Л.П.Никифоро-вым, ставшими впоследствии известными учеными, кинологами, собаководами.

Увлечение охотой, привитое отцом с детства, вошло в обыденное русло и стало у юного Шныгина основным любимым общением с

природой. Все свободное время он проводил вне дома. Путешествовал... Увлекался фотографией, выбирая живописные сюжеты в самых разных районах России.

В начале 1930-х годов Б.В.Шныгин поступает на звероводческий факультет Московского зоотехнического института — и опять под опеку П.А.Мантейфеля! Преподавательский состав института считался высоко квалифицированным: из его стен вышли многие прекрасные специалисты, внесшие большой вклад в отечественную науку. Студенческие практические работы позволяли Шныгину ознакомиться с ведением охотничьего хозяйства во многих краях страны. Особенно ему полюбилось Каргополье в Архангельской области, животный мир которого послужил темой дипломной работы; не забывалось это время и в зрелом возрасте.

В студенческие годы пришло увлечение и охотничьим собаководством. В отличие от отца, державшего подружейных собак, Борис Васильевич выбрал отечественную охотничью лайку и остался ей верен до конца жизни, хотя с удовольствием охотился и с собаками других пород. Он умело прививал положительные качества щенкам лайки — дисциплину, преданность, добычливость, универсальность... Его собакам были присущи отработанный правильный поиск, отличное послушание при отыскивании зверька и даже возможность аппортировки. За свою жизнь он воспитал целую плеяду замечательных полевых работников и выставочных чемпионов. Первую лайку Вынгу он привез еще со студенческой практики из Каргополья. Трудно ему тогда досталось содержание в городских условиях прежде вольной собаки, однако она все-таки была ему верным помощником на охоте. Шныгин слыл незаурядным натасчиком, и лайчатники пользовались его товарищескими советами.

Познакомившись с од-ним из зачинателей нашего лайководства профессором С.Н.Боголюбским и с другими продолжателями этого дела — И.И.Вахрушевым, М.Г.Волковым, А.В.Федосовым, И.С.Зажиловым, П.А.Беляевым, а также и с уже давними своими знакомцами Л.В.Ушаковой, Э.И. Шерешевским, Шныгин стал активным участником воспроизводства охотничьих лаек, непосредственно принимал участие во всех племенных мероприятиях и одним из первых удостоился звания эксперта-кинолога. Относился он к экспертизе, будь то на полевых испытаниях или на выставочном ринге, ответственно, этично, доброжелательно. Вот один интересный случай, характеризующий Шныгина. После лесного привала, по традиции устраиваемого в середине долгого светового дня, очередной запуск собаки пал на неопытного хозяина лайки; его питомец пошел в поиск, но вскоре вернулся к месту привала и начал облаивать старую ель. Хозяин засомневался, огорчился, что собака ошибается. Но эксперт уверенно настоял на проверке дерева и... белка была обнаружена.

Заканчивал Б.В.Шныгин свою деятельность в звании эксперта Всероссийской категории, воспитав много учеников и последователей. Лайчатники всегда с охотой выставляли своих собак под его экспертизу, а коллеги уважали его за объективность и корректность. Не было у него и недоброжелателей.

Верный друг Шныгина — жена Татьяна Ивановна все долгие годы была помощницей и болельщицей во всех его делах. Она повсюду сопровождала мужа, могла умело оценить работу той или иной собаки, успокоить ее расстроенного владельца и дать ему практические советы; она терпеливо водила под одобрение публики по экстерьерному рингу не одну свою собаку.

Плодотворно поработал Б.В.Шныгин как охотовед-биолог в Подмосковье. Начал с Завидовского хозяйства, потом последовали — Долгоруковское, Виноградовское, Кубинское, Истринское... Работал и в охотхозяйствах общества «Динамо» и Военного охотничьего общества. Трудился, полностью отдавая свои знания, и везде оставил о себе добрую память. Ряд лет работал в Госохотинспекции по сохранению и воспроизводству дичи. В южных областях страны, в охотустроительной экспедиции занимался учетом и охраной сайгаков и джейранов. Интересным было для него заведование виварием в Московском государственном университете под руководством профессора В.Ф.Ларионова. Позже, заинтересовавшись трудами профессора Л.В.Крушинского, он принимал участие в постановке многократных научных опытов на темы: «Биологическая рассудочная деятельность животных», «Усиление элементов чутья собак»...

Великолепный стрелок, он имел спортивный разряд на траншейном стенде. А когда появился круглый стенд, где подавались тарелочки под разными углами, много раз выходил на призовые места.

Мне пришлось познакомиться со Шныгиным в годы Отечественной войны — он был приглашен на одно оборонное предприятие для организации охотколлектива — и с тех пор у нас завязалась долгая, интересная дружба.

Каждый год, в начале августа, — с первых дней открытия охоты, — забрав собак и, конечно, Татьяну Ивановну, отбывали мы в различные охотничьи угодья. Но самым излюбленным нашим местом была глухая деревня Матыкино, расположенная на стыке трех областей... Ранним утром мы сползали с благоухающего сеновала и бросив по куску ржаного хлеба в ягдташи, наскоро выпивали кринку молока и, свистнув собак, отправлялись... то в Вологодскую область — там был разрешен глухарь, то в Ярославскую за тетеревами, то в Костромскую — на реку Костромку, богатую водоплавающей и болотной дичью. Разве можно забыть эти бесподобные живописные просторы!

...Туманное утро, пастухи выгоняют коров, кажущихся в тумане огромными животными, наклонившими рогатые головы и ждущие нападения наших собак. После удачного дня с добычей возвращались домой. Пообедав и некоторое время отдохнув, принимались за обработку добытого. Татьяна Ивановна, покормив собак, бралась за свои обыденные дела. А вечерами у нашего крыльца собиралась молодежь послушать охотничьи рассказы, шутки, анекдоты и покормить комарье. Наговорившись, насмеявшись, мы расставались с ребятами и забирались на сеновал до утра...

В период организации биологического факультета в новом здании Московского университета нам было предложено провести отстрелы различных животных с научной целью — для пополнения учебных пособий. Работу по препарированию брал на себя Борис Васильевич, остальное лежало на мне. Тогда мы руководили кружком юных охотников при Московском обществе охотников и рыболовов. Нам предоставлялись практические охоты в Подмосковье, вблизи деревни Фирсановки, в обходе замечательного потомственного егеря Н.Н.Ежова. Бывало это зимою, обязательно с ночевкой. Рано поутру мы делали побудку начинающим охотникам и выводили всю компанию в лес. Поездки оказывались продуктивными: ребята получали незабываемые впечатления от общения с природой! Туда же — в Фирсановку — мы ездили и на более серьезные охоты — на копытных, и, что интересно, всей организацией ведал егерь Ежов. Благодаря своему знанию дела он гнал зверей в одиночку и выставлял их на номера.

Приятно, когда удается побывать в прежних, сохранившихся еще охотничьих местах, вспомнить о близком друге Борисе Васильевиче, о наших помощницах-лайках. Не забываю я посетить и ныне здравствующую Татьяну Ивановну и за чаем тоже вспомнить с нею прошедшее.

Алексей Владимирович Федосов (1894—1969)

Он родился в конце прошлого века в большой семье русских промышленников. Его родня занималась изготовлением знаменитого фарфора, известного далеко за пределами России. Основные производственные предприятия располагались в Конаковском уезде Тверской губернии; слава о Кузнецовском фарфоре существует и поныне. К одной из родственных ветвей этих фарфоровых промышленников и принадлежит Алексей Владимирович. Еще будучи гимназистом, каникулы и все свободное время он проводил в усадьбе своей родной тетушки, жившей под Москвою близ Пушкино. Тетя Вера всю жизнь пробыла сельской учительницей и постоянно прививала племяннику любовь к природе. В детстве и отрочестве он увлекался приключенческими повествованиями Жюля Верна, Майн-Рида, Фенимора Купера. Подарила ему тетя Вера и «Записки оружейного охотника Оренбургской губернии» С.Т.Аксакова.

Среди многочисленных родичей к охотничьему досугу имели отношение только родной дядя и двоюродный брат — они-то и пристрастили юного Алексея к охоте. Дядя Сережа предпочитал охоту с собаками, особенно с подружейными породами. Они с племянником постоянно посещали под Пушкино то Акуловские леса, то окрестные водоемы... А первым орудием добычи подростка было старинное одноствольное шомпольное ружьецо двадцатого калибра — с него-то и началось серьезное увлечение на всю жизнь.

Закончив гимназию, в первые пореволюционные годы Алексей Владимирович некоторое время заведовал сельской школой в Костромской губернии. Там он познакомился с приезжавшими на охоту писателем А.С.Новиковым-Прибоем и художниками Н.П.Шлейном, В.М.Васнецовым, — с ними его связывала любовь к природе и охотничья страсть. Они часто охотились в дикой лесной округе и заглядывали даже в удивительные, воспетые великим Некрасовым, Спас-Вежи. В те годы Федосов под Галичем, возле Домнинского болота, испытал наслаждение от мастерской работы костромских гончих.

По окончании Брянского лесохозяйственного института Алексей Владимирович выбрал как основное занятие — орнитологию, однако не бросал и охотничье собаководство, которым тоже уже сильно увлекся. Он активно участвовал на проводимых выставках и полевых испытаниях собак, где тесно познакомился с известными собаководами С.Н.Боголюбским, Н.Н.Челищевым, Н.П.Пахомовым, И.И.Вахрушевым, Е.Э.Клейном, А.А.Чумаковым, Л.В.Ушаковой, Б.А.Калачевым, В.И.Казанским... Получив звание судьи-эксперта, он проводил экспертизы разных пород охотничьих собак и в конце концов остановился на интересной группе лаек, с которой долго занимался и вложил много труда в воспроизводство этой породы. Преподавая в Московском охотоведческом институте, часто выезжал на практические занятия со студентами, делясь своим опытом и знаниями. Одновременно работал в Главном управлении заповедников; принимал участие в их организации на острове Новая Земля, в карельской тайге, в Мурманском крае и Хибинских горах.

После Отечественной войны Алексей Владимирович перебирается на постоянное жительство в Брянск и руководит в местных высших учебных заведениях занятиями по орнитологии. Это не мешало ему серьезно заниматься и кинологией, а именно — породами охотничьих лаек, которых довелось видеть в разное время и в разных краях, куда забрасывала его судьба. В те годы в стране лайками стали интересоваться все шире и шире. Но на рингах многих выставок часто появлялось разнотипное поголовье, имеющее различия как по экстерьеру, так и по рабочим качествам. Назрело время классификации различных отродий этих собак в определенные породные группы. В 1947 году на Всероссийском кинологическом совещании по предложению Всесоюзного научно-исследовательского Института охоты были представлены четыре новых проекта породных стандартов, при их разработке взяты географические принципы. Все проекты долго обсуждались, практическое применение этих породных стандартов в селекции началось с 1949 года, после принятия новых Правил ведения экспертизы на выставках. Это время считается началом большой селекционно-племенной работы по созданию ныне существующих заводских пород охотничьих лаек. Первые выставочные ринги выглядели пестрыми, разноликими, и экспертам-судьям приходилось часто делать «пересортицу». Вот тут мне и пришлось близко познакомиться с А.В.Федосовым, который вплотную был причастен к этому важному делу, и не один год работать с ним бок о бок, уважая его мнение и знания. Трудоемкая многолетняя сортировка в процессе частых экспертиз в итоге привела к формированию генетически перспективных заводских пород лаек.

Общаясь со своим замечательным учителем, я прошел серьезную полезную школу, получив необходимые навыки по каждой породе охотничьих лаек, а также и умение корректного, уважительного ведения экспертизы. Однажды, спросив у Федосова, нет ли у него чего-то, чем можно было бы измерить высоту собаки, получил тихий ответ: «Вы должны знать, сколько сантиметров от пола до вашей коленки, а если сомневаетесь, обратите внимание на мою палку». И правда, красивая резная палка, с которой не расставался ее владелец, и которой мы любовались, имела незаметные мерные насечки. Не припомнится ни одна выставка, когда бы на А.В.Федосова подавались жалобы о нарушении правил ведения экспертизы. Всегда оригинально, но безупречно одетый, уважительный при общении, он каждый раз приезжал на Московскую выставку с бородой и усами обновленной формы: то мушкетерской, то шкиперской, то окладистой русской «лопаткой». И мы, каждый раз, не скрывая откровенных улыбок, приветливо ждали его.

Алексею Владимировичу поручались самые сложные ринги — знали его принципиальность, обходительность и работоспособность, — ибо новые правила проведения экспертизы требовали еще и тщательного знания при бонитировке. Гласное объяснение им конечных результатов каждого ринга присутствующей публике всегда отличалось доходчивостью, конкретностью, подробностями при достаточной лаконичности и ни у кого не вызывало дерзких вопросов и раздражений. А экспертная бригада — от ассистентов до стажеров — всегда уходила после проведенной им экспертизы с полным удовлетворением: все своевременно получали от него оценки своей работы и необходимые рекомендации на дальнейшую квалификацию.

Особое место в экспертно-судейской деятельности А.В.Федосова занимали полевые испытания и состязания лаек, на которые он охотно приглашался. Собаки на подобные мероприятия подбирались обычно с особой тщательностью, а период проведения состязаний определялся перед самым открытием охоты, — то есть в сложное сезонное время. Правила испытаний лаек по белке были приближенными к охотничьим условиям и все же имели некоторые особенности — это больше всего касалось собак, привезенных из разных промысловых районов. В те времена в Подмосковье белки было предостаточно, что позволяло внимательно проверять один из важных пунктов расценочной таблицы — отношение собаки к убитому зверьку; поэтому требовалось отстреливать белку из-под каждой проходящей на диплом лайки. И вот однажды, на одних авторитетных состязаниях, лайка из команды промысловиков находит белку и ведущий — владелец этой собаки — не дожидаясь подхода судейской комиссии, отстреливает зверька. И собака мгновенно в шкурке съедает белку; то же происходит и со второй найденной белкой. Судьи пришли в недоумение, а на вопрос Федосова охотник ответил: «Собака после двух таких белок уже работает на меня». Тут уж Алексею Владимировичу пришлось употребить всю дипломатичность и строгость — он терпеливо, доброжелательно объяснил, что такая лайка не может быть пригодна выступать на состязаниях.

Запомнился и один житейски-охотничий случай. Проходили испытания по утке на обширном топком болоте. Целый день шел моросящий дождь, участники вымокли, впереди ночь, укрыться негде, трава вокруг скошена и собрана в стога, на костер нет топлива... Но Алексей Владимирович успокаивает: «Нас спасет стерляжий пух...» И вот остановка у стога. По примеру Федосова мы выдрали сухие пучки сена, набили их под одежды и сели ужинать. Сразу стало суше, теплее, ночь прошла уютно. Общаться с таким остроумным, практичным человеком было всегда большим удовольствием.

Алексей Владимирович, помимо бытовых житейских знаний, обладал и завидной способностью к рисованию, был незаурядным резчиком по дереву... А своей долгой преподавательской профессорской деятельностью, как ученый и наставник, — дал дорогу в науку целой плеяде специалистов. Особое пристрастие он питал к орнитологии; опубликовал заслуживающие внимания научные труды. В одном из разделов у него есть любопытное наблюдение по ритмике птичьих напевов в переложении на нашу человеческую речь. Вот примеры:

Соловей: «Си-до, Си-дор! Сало варил, варил, крутил, вертел, пёк, пёк»... — и высоким голосом: «сырое — глыть».

Жаворонок: «Полечу на не-бо, на не-бо; ухвачу бога за бороду, за бороду, а он меня ки-и-ем, ки-и-ем, ки-и-ем».

Певчий дрозд: «Тит, Тит, Тит, кум! Прийди, прийди!.. Чай пить! Что ж ты не идешь? Что ж ты не идешь? При-хо-ди, при-хо-ди!»

Овсянка: «А ты сено неси, да не труси!.. А ты сено неси, да не труси!»

Плодотворная деятельность А.В.Федосова в кинологии, начатая более полувека назад, — в период формирования ныне существующих заводских пород охотничьих лаек, — его энергия, опыт, эрудиция принесли Отечеству прекрасный результат: современные охотничьи лайки уже давно завоевали всеобщее народное признание и даже пользуются популярностью среди охотников за пределами страны!

Английский сеттер|Сеттер-Команда|Разработчик


SETTER.DOG © 2011-2012. Все Права Защищены.

Рейтинг@Mail.ru