Валериан Бородаевскиий
Утро охотника
Еще тенёта паука
Волшебны в бисере росистом;
Еще замглевшая река
Прибережного кулика
Не внемлет перекрестным свистам;
Еще бахчи столетний страж,
Приметив, как подъемлет донце
Подсолнечник, — бредет в шалаш
И проворчит, кряхтя: шабаш! —
Оставив караульным солнце.
Деревню лиловатый дым
Волнистым ладаном окурит,
И, прозвоня ведром своим,
Лучом обласкана рдяным,
Молодка томный глаз прищурит;
А уж псари ведут на двор
Коней, — и ты, степной патриций,
Спешишь, под завыванье свор,
Чтоб кончить твой вчерашний спор
С ушедшей в камыши лисицей!
Николай Зарудин
Косачи заиграли
Раздувши красный уголь,
Подхвостьем бархатным бел,
На талой заре у луга.
Синий косач зашипел... Захлопал.
Смолк. На пригорке
Звезды, мхи, темнота.
Ночь.
Не слыхать на Озерках...
Звонит, бежит вода.
Слышь!.. Заиграли... Тлеет
Меж серых берез восток.
Значит, Антип Лексеич,
Завтра — на ток!
На глухаря
У сосен — трех черных сестер —
Легла Глухариная Грива.
Забытый лесной разговор
Костер начинает лениво.
Пищат в полусне угольки
Над грудою колкого жара,
Мигают багрово пеньки
Из тьмы, непролазнее вара.
Уж месяц в болоте сгорал.
Мутнели еловые вешки.
И глухо сапог раскидал
Кровавые сны-головешки.
Ни зги, ни привета, ни слов,
Лишь звезды мигают, как раньше.
И вдруг — над стеною лесов
Хрипит и проносится вальдшнеп.
Простонет, пробьется бекас —
Нет сумрака глубже у бора,
Тропинка — ведунья сейчас,
И шорох — ясней разговора.
Весенняя серая ночь,
Все в шорохе влажном и росном.
Я звезд не могу превозмочь,
Мигающих в сумрачных соснах.
Но миг — и от солнечных сил,
Из ночи, из черного ада.
Как грохот от каменных крыл,
Захлопала в соснах громада.
Качнулась дремучая старь,
Колючее солнце дымило.
Бормочет, скрежещет глухарь,
Косматая щелкает сила.
Уж ей тишина не дана,
Две песни даны ей на милость.
И грянул огонь! Тишина.
Вдруг ахнула — и покатилась.
Сквозь хвойные лапы и дым
Катилась и билась в подучей,
А мертвая тяжесть с вершин,
Цеплялась за грузные сучья.
Белеют за речкой лога.
Заря! — и на кочках краснея,
За ней, по следам лесника,
Глухарья волочится шея.
На тропке оленьего мха
Дымятся брусничные брызги.
Избушка! О, крик петуха!
О, жизнь! О, собачин взвизги!
Русак
Русак взметнул и покатил на низ,
Но вскинут блеск ружья тяжеловатый...
Удар!
Еще!
И на снегу повис
Он серебристо-дымный и усатый
И зачернел.
Срываясь в сне, я лез через овраг.
Скорей!
Скорей!
Вот он —
И, задыхаясь,
Вяжу его:
Вот заяц, так ведь заяц!
Весь сединой обрызганный русак,
Так и зияет бархатный кушак.
Максим Рыльский
Из охотничьей книжки
I. Над плесом
Над плесом снятся юные года,
Вечерний небосвод и посвист крыл утиных,
Туман, что молоко, разлитое в долинах,
Кувшинки и камыш прозрачного пруда.
С какою жадностью я перелетов ждал —
И табунков чирят, и стай крякуш тяжелых —
И криком «береги!» товарищей веселых,
Таясь в траве, задорно окликал.
Звучали выстрелы, и дробь пестрила воду,
Как град, нежданно павший с небосвода —
И эхо грохотало по лугам.
Ложились сумерки седые над землею...
Мы шли домой, счастливые стрельбою,
И промахи не вспоминались нам.
II. По следам
Мела метель, и тишина легла.
Снег в легком блеске, розовом и синем.
Идем тропить. Вот след, другой в низине
Зигзагами струится от села.
У зайцев ночь, знать, весело прошла:
Ушастые лентяи после вьюги
Пожировали вдоволь, как бы кругом
Собравшись у богатого стола.
То скирде клевера вреда не принесет,
А нас, как приключения, влечет
Лукавый след, бегущий по поляне.
Глянь — скидка! Разберись!
Я здесь встаю на лаз.
А ты — иди... Пусть будет зорок глаз:
Он тут, русак, блаженствует в бурьяне...
Перевод с украинского Сергея Вьюгина
М. Гордон
Из сонетов охотника
I. Сахалинские джунгли
Ты в карликовых джунглях Сахалина,
На склонах Камышового хребта.
Как в тропиках, здесь сырость, темнота
И где-то горная шумит стремнина!
Какой лопух! Как зонт — овал листа,
Ты скроешься под кроной исполина.
Высокотравье встало ратью длинной,
Но мал бамбук — не более куста.
Не ожидай ни волка здесь, ни тигра,
Но берегись, врасплох чтоб не застигла
Тебя медведица с своей семьей.
Вот бурая приподнялась на лапах
И замерла, и втягивает запах.
Кто смел войти в мир ягодно-грибной?
II. Привал
Я до зари выслушивать готов
Охотников живые разговоры,
Рассказы их, волнующие споры, —
В них столько ярких, драгоценных слов.
В них золото болот и темь лесов,
Озер и рек блестящие просторы,
И голоса зверей и птичьи хоры
И дым благоухающий костров.
Как поучительны их приключенья!
Но захлестнет, бывает, увлеченье —
И полумиф расскажет вам герой...
Охотник сам, не осужу сурово,
Хоть за голову схватишься порой,
Как на картине памятной Перова.
Сергей Васильев
С охоты
По асфальтовой дороженьке прямой
возвратились мы в Москву к себе домой.
До того измучен этот и другой —
ни рукой не шевельнуть и ни ногой.
Сколько верст — то ивняком, то сосняком,
то в набухших сапогах, то босиком, то в обход,
то по болоту прямиком
мы за сутки отработали пешком!
Не сердитесь, жены милые, на нас,
пыл характера оставьте про запас,
мы уже не в тине, не в пыли,
с подбородков всю щетину соскребли,
смыли начисто просохший молочай,
и немедленно, но как бы невзначай,
одолев усталость с горем пополам,
приросли к заветным письменным столам.
Пригодились беспокойному перу:
голос филина, услышанный в бору,
росомахи след, увиденный на пне,
промельк щуки в черной заводи, на дне,
трепет розовой осины над водой,
где стремительно пронесся козодой,
флейты к западу тянувших журавлей
над жнивьем безмолвных, горестных полей,
тонкий месяц, зацепивший за стога,
как каленая цыганская серьга.
Любо-дорого осенним вечерком
над притихшим замолчать черновиком,
заревую даль писать не с потолка,
а вдыхать в строку живые облака,
не искусственных событий прочить нить,
а верстать пережитое и гранить,
не высасывать из пальца и не лгать,
настилая незатейливую гать,
а стараться верным словом передать
грозовой, родной природы благодать.
Осип Колычев
Разговор с белкой
Уже и осень на носу,
Конечно, золотая осень!
С утра работаю в лесу,
В пахучем окруженье сосен.
О, как тут дышится легко!..
И вдруг сквозь путаницу хвои
Перепорхнуло меховое,
Продолговатое брюшко...
И всей пушною красотой
С чуть покачнувшейся вершины
Хвост перевесился аршинный
И совершенно золотой...
О, белка, на зеленой вышке!
Хвостом увесистым дразня,
Ты безнаказанно в меня
Бросаешь бронзовые шишки!
Настолько ты ко мне привыкла,
Что вниз сбегаешь по стволу...
А темный ствол роняет иглы,
И точит каплями смолу.
Ведь я работаю в лесу,
А у тебя — обыкновенье
Ко мне являться в том часу,
Когда дружу я с вдохновеньем!
Не спорь, пожалуйста, со мной,
И золотым не хвастай грузом!
А хочешь? Стань пушистой музой
Моей поэзии лесной!
Перешепнулась ветка с веткой
И собеседник мой исчез,
Как будто огненною меткой
Мгновенно перечеркнут лес.
Павел Дружинин
На лыжах
По чистому полю на лыжах бегу,
Алмазные звезды горят на снегу.
Все дальше и дальше лечу я вперед,
И ветер со мною летит и поет.
Я к лесу примчался. Навстречу мне елки
Топорщат пушистые белые пчелки.
Ах, если бы мне да ружье, да двустволку,
Убил бы я волка, загнал бы лису.
Добыл бы я заячью шапку в лесу!
Обратно несусь я по полю, как птица,
А поле сверкает, блестит, серебрится...
Забыл я про зайца. Не надо мне волка.
Пускай пропадает любая двустволка.
Все дальше и дальше лечу я вперед,
И ветер со мною летит и поет!
Вл. Холостов
I. По белой тропе
Тонких закраин на речке лед,
Скоро зима. Ну, что ж:
Каждый охотник в ту пору ждет
Первых сырых порош.
Выйдешь из дому — еще луна,
Долог в те дни рассвет.
Тянется, тянется от гумна
Синий печатный след.
Кружит вначале, но дальше — прям —
К лежке уводит он.
Желтой, как медь, полосой заря
Тронула небосклон.
Вот рассвело; до чего ж хорошо,
Тихо вокруг, бело.
Хочется петь, а всего с вершок
Снегу-то намело!
Сдвоился след: вот и сметка в куст
С узкой, в репьях, межи.
Значит, вон там, где малинник густ,
Робкий русак лежит.
Уши прижал; не мигнет глазок,
След карауля свой,
Часто вздымается дымный бок,
Высохшей скрыт травой.
Тихо ступая, — смыкаешь круг:
Может быть, он не там?
Выхода нет — значит здесь!
И вдруг
Шорох прильнет к кустам...
Вот он!
...И катится полем гул.
Зверь обрывает бег,
Четок и сер — он лежит в снегу
Только лишь лапы еще бегут,
Лапы бросают снег.
II. Поля отъезжие
Поля отъезжие... Диковинное слово,
Но ветрами и музыкой полно...
Как много в нем далекого былого,
Тревожного, забытого давно!
И потому ль, что узкая дорога
Еще видна среди аршинных пней, —
Мне чудятся порой вдали раскаты рога,
И гончих лай, и топоты коней.
Молчат лугов отцветшие страницы;
Озимые в полях. И дождик. И покой.
Как я хочу сейчас посторониться,
Заслышав бурю травли удалой!
А. Копштейн
На Гомборах
(Из грузинской тетради)
Снег растает на горе немножко —
Обернется льдом в одно мгновенье.
На Гомборах мудро и сторожко
Выгибают голову олени.
Разбивают снег тугим копытом,
Молча вглядываются в природу,
И широким ртом полуоткрытым
Пьют степенно ледяную воду.
Далеко, на беспредельных склонах,
Синь густую видит мать оленья,
А вдали несется олененок,
Голубой своей пугаясь тени.
Не бывал я прежде на Гомборах,
Не держал охотничье ружье я, —
Почему ж ласкает ноздри порох,
Животворный запах горной хвои?
Только свежий ветер с гор нахлынет —
Приближаются внезапно горы,
И уже ни сада, ни долины —
Ледники, олени и Гомборы!
Перевод с украинского М. Шехтера
Семен Данилов
Охотник
Сверкая черными очами,
В тоске якутка гонит сон,
А друг ее не спит ночами —
На промысел уходит он.
Вот он Сибирь пересекает,
По рекам странствует вдали:
Добыча знатная такая
Ведет его на край земли.
То на Алдане бьет он белок,
То ловит в Токко соболей;
От выстрелов его умелых
Зверь мечется в округе всей.
В день солнечный и в день туманный,
Среди лесов, среди равнин,
Охотник — всюду гость желанный:
Брат — молодым и старцам — сын.
Повсюду девушки встречают
И приглашают отдохнуть,
Улыбкой дружбы привечают,
С печалью провожают в путь;
И запевают о разлуке,
И с песней трогательной той
Лукаво пожимают руки,
Маня сибирской красотой.
Перевод с якутского М. Шехтера
Сергей Корзинкин
Косач
От ярости он перья распушил,
Подставил грудь весеннему рассвету
И, захмелев, на месте закружил,
В доспехи боевые разодетый.
Все славило в нем вешнюю любовь, —
Его порыв, стремительный и дикий,
И чернь крыла, и налитая бровь,
Горевшая, как мякоть земляники.
И я, подняв, в который раз, ружье,
Вновь опустил прикладистое ложе:
Пусть будет так.
Теперь ружье мое —
Весна и жизнь...
Что может быть дороже!
Е. Гольский
Охотники и альпинисты
I
Дорога трудна и длинна.
Вокруг ни души — тишина.
Лишь где-нибудь треснет в низине
Продутая ветром лесина.
Глаза человека узки,
Но яркие в них огоньки.
Вот ищет он в прорези мушку
На фоне сосновой верхушки.
И, как на морозе струна,
Вдруг лопается тишина.
И, с веток хвоинки сбивая,
Вниз падает белка седая.
II
Поднимаются они на кручу,
Где всего рукой подать-до тучи.
Высота достигнута такая,
Где и птицы даже не летают.
А они взлетели над горою,
Люди, окрыленные мечтою...
К. Чебанов
Охотничья осенняя
Сегодня роща грустно рассказала,
Что ветру отдала последний лист.
— Бери ружье: опять пора настала
Охотиться на зайцев и лисиц...
Зовут тебя знакомые поляны,
Чтоб молодостью грудь твою налить.
Зовут озера, зори и туманы,
Чтоб бодростью и счастьем напоить.
Скучают, зябнут белые березы
Под тучами и ветром ноября.
Уж между ними ранние морозы
Неслышно бродят, травы серебря.
Замолкли журавлиные болота.
Белеют зайцы. В золоте — лиса.
Чуть вспыхнет гон — и все твои заботы
Развеют зазвеневшие леса.
Вот рог запел своей тоской дорожной,
Охотники счастливо собрались.
...Мне роща рассказала осторожно,
Что ветру отдала последний лист.
