Пришвин М. М.
Как это ни странно покажется неопытному дрессировщику, но старый охотник поймет меня, если я скажу: охота портит собаку. В огромном большинстве случаев молодую собаку по болоту можно натаскать в совершенстве в один летний месяц. Но потом во время процесса охоты в увлечении стрельбой по дичи собака хотя немного, но непременно подпортится, как все равно и новенькое ружье, если усердно изо дня в день охотиться, непременно получит на зеркальных стволах нестираемые пятнышки.
Моя немецкая легавая Кента была натаскана мной в одно лето по болоту и лесу, на втором поле она идеально работала, в конце третьего поля я убил вальдшнепа и велел его принести. Но вдруг этот убитый вальдшнеп ожил и низенько полетел вдоль опушки. Кента без труда его догнала и принесла. Собаку нельзя было и наказать: она в совершенстве сделала то, что ей велели. На следующее, уже четвертое, поле Кента бросилась после выстрела за убитым чернышом. Я поработал над ней и заставил после крика «назад» за выстрелом возвращаться. Она, может быть, и сама бы не тронулась, но я сам испортился и не могу не крикнуть после выстрела. Часто после этого промахиваюсь во второго, вылетающего от моего крика. А еще на четвертом поле я до крайности увлекся болотной охотой, а когда вернулся к лесу, то Кента и в лесу стала ходить широко, карьером, и пропадать. Правда, сюрпризом она стала мне анонсировать, но анонс этот бывает в том случае, если дичь допустила на мертвую стойку, собака в это время слышит свисток и приходит к хозяину. Но в большинстве случаев дичь взлетает во время потяжки; будь сам возле, успел бы стрельнуть, а так только взлет слышишь вдали. Мне такой анонс не понравился, я не стал его культивировать и, поработав, вернул Кенту к прежнему ее короткому лесному поиску рысью. Так и пошло: каждый раз при переходе с поля на лес и обратно приходится немного заниматься с собакой. И это вторая досада, вторая раковина, обретенная во время охоты. Вот почему, имея продолжительный опыт, я говорю, что охота портит собаку.
И вот почему натаскивать молодую собаку вместе со старой нельзя: старая всегда немного подпорчена. Однако достоинства Кенты столь велики, сокращение времени натаски так огромно, что в этот раз я решил попробовать натаскивать Нерль первое время при помощи ее матери Кенты.
4 июля.
Нерль — немецкая легавая, дочь моей Кенты, очень похожа на мать, обе собаки в одинаковых рубашках: пятно в пятно. Ей теперь год. После небольших упражнений весной в пустых кустах теперь приступаю к натаске по болоту.
Сегодня в первый день выхода Нерли вместо бекасов в болоте я нашел много тетеревей: двух чернышей и пять выводков. Один из выводков был восемь штук, два по шести, в одном было три и одна матка с одним. Все цыплята были ровные, больше дрозда, меньше голубя. Значит, к началу охоты они будут мешаться в пере. Прошлый год в это время они только что выводились из яиц второй кладки. Утиные охотники все в один голос говорят о рослых утятах. Весна, столь неприятная нам, для вывода дичи оказалась нормальной. Однако травы росли медленно. Земляника далеко не поспела. Догадываюсь, что растительный корм для тетеревей слабоват и потому они для ловли каких-нибудь лакомых им букашек забрались в бекасиное болото. Будь один, — это постоянно бывает, а то ведь немало: пять выводков!
Ищет Кента; Нерль я подвожу на поводке, когда Кента начинает подкрадываться. Нерль натягивает поводок очень сильно. Попробовал допустить ее искать рядом с Кентой. Она без всяких колебаний сбила ее и сама пошла нырять дурой. Когда Кента вновь нашла след и стала подкрадываться, то опуская голову для проверки следа, то поднимая, чтобы определить кратчайшее расстояние по воздуху, Нерль врылась носом в след, оставляемый ее матерью. Но было достаточно одного удара хлыстиком, чтобы она опомнилась, подняла голову и стала проделывать все совершенно как мать. К сожалению, Кента сегодня работала неважно, сильно нервничала: у нее разгар пустовки и дорога тоже, наверно, приутомила. Один линяющий черныш вырвался из-под Кенты и застрял в большом кусту; он бился довольно долго, много потерял перьев и, когда освободился, то попал прямо на Нерль, а, к несчастью, в это время она была свободна. Конечно, она за ним бросилась. Крик «назад!» не помог, по свистку сразу вернулась.
За это утро Нерль поняла следы тетеревей и применилась к повадкам матери. Этого довольно для первого разу. Но, главное, дорого, что у меня теперь много материала для натаски, и ходьбы за ним от дома всего пять минут. Пусть это тетерева, а не бекасы, как полагается, но если тетерева не в лесу, а на болоте, то чем они хуже бекасов? Придет время, я научу Нерль разбираться в более тонком запахе бекаса, но пока для начала, по-моему, тетерева даже лучше бекасов. Почти во всех известных мне книжках о натаске собак авторы говорят о натаске по бекасу, по дупелю, по тетереву. Но если бекас не в болоте, а в лесу, а тетерев в болоте? Дупель в бекасиных условиях, в мокром болоте, превосходный материал для натаски, но дупель между высокими кочками гораздо хуже, чем тетерев в лесу. Собака тыкается носом в след, сквозняки между кочками сбивают ее, она начинает метаться, как по коростелю. Вот почему следовало бы условиться говорить о натаске в лесу, в болоте и поле, а там все равно, если бекас в лесу, то он для натаски как тетерев, если тетерев в болоте, то он как бекас.
Я был очень доволен этим днем. На суходоле, покрытом цветами, догадываясь, что дичи тут не встретится, я отпустил обеих собак бегать карьером. Рожь цветет, клевера, незабудки, колокольчики. По мне, так ни одна охота не сравнится с удовольствием натаски, если только все ладно с собакой.
5 июля.
После вчерашней грозы утро вышло пасмурное, насыщено парами. Я обождал, пока разведрится, но оно так и осталось неопределенно. Несколько раз потом во время натаски поливал меня дождь, несколько раз прояснивало.
Хотелось денек пропустить и не тревожить распуганных вчера тетеревей. Но с бекасами было опять плохо. Их очень много, постоянно слышишь токованье и даже видишь, но только... в воздухе. Вот он приблизился, сложил крылья вилочкой, покривился, проблеял барашком, еще раз приподнялся, окончательно сложил крылья вилочкой и беззвучно спустился в недоступные для натаски приболотные крепи. Сегодня я нашел выход из своего небольшого болота в огромное и так им увлекся, что забрался в места довольно тяжелые. Направо от меня были непроходимые заросли ольхи; налево, очень далеко, было что-то розовое и веселое. Не берег ли это? Авось пролезу туда. Не раз погружался выше колена, много набрал воды в сапоги, очень устал, вспотел. И за весь час один только бекас! Вероятно, это один из токующих присел отдохнуть. Кента причуяла его издали, остановилась. Свободно бегавшая Нерль заметила стоявшую в странной позе мать и тоже остановилась, не чуя, конечно, а по доверию, с любопытством ожидая, чем кончится это странное дело. Бекас вылетел в десяти шагах от собаки. Кента его провожала глазами. Нерль посмотрела на мать, как бы спрашивая: «Почему ты за ним не бежишь?» Кента ничего не ответила, и Нерль осталась. В это время я свистнул, и обе милые собаки явились ко мне. Вскоре я подошел к розовеющему месту, это было тоже болото, но нетопкое, с кочками, а что виднелось большое розовое, это было целое поле раковых шеек.
После того мы вернулись ко вчерашним местам, к неглубокому осоковому болоту, покрытому белой пушицей. Кента повела по тетеревам. Нерль я взял на поводок и направил вслед Кенты.
Она в этот раз вела, во всем до смешного подражая матери. Кента понюхает траву, и Нерль понюхает. Одна поднимет голову с пониманием, другая точно то же, по-обезьянству. Кента понизилась, Нерль то же самое рядом, обе подвигаются черепашьим шагом, обе оставляют на седой от росы траве два зеленых следа, пишут узоры, как два связанных карандаша. Наконец возле одного куста обе породистые немки стали намертво, одна с оборотом головы от линии движения на три четверти и другая рядом тоже на три четверти. Было смешно смотреть на них, ведь собаки пятно в пятно! У одной обрубок шоколадного цвета с белым кончиком дрожит и у другой обрубок шоколадного цвета с белым кончиком тоже дрожит, у одной на белом кончике муха и у другой тоже муха.
Молодые тетерева все были в кусту, и без почину с моей стороны мы так могли бы стоять без конца. Но матка отбежала вперед и взорвалась. Вслед за ней во все стороны полетели тетеревята. Старая немка покосилась на меня красным глазом, спрашивая: «Почему ты не стрелял?» Молодая немка покосилась на старую и, заметив, что та на меня косится, тоже обернулась ко мне.
— Дурочки вы мои! — сказал я, обнимая собак.
7 июля. Суббота.
Утро нежаркое, мало постоянное. Ходил с одной Нерлью до Мостовой канавы, которую не посмел перейти из опасения остаться в одиночестве по шею в трясине, и вернулся домой. Нерль уже усвоила себе прекрасную вдумчивую манеру поиска своей матери с постоянной готовностью высоко поднимать голову, чтобы схватить запах дичи по воздуху.
Вот что у нас было сегодня.
Большая находка
Когда мы пришли на болото, возмущение кроншнепов было безмерное. Но потом они нас оставили совершенно: ни звука. Я склонен был думать, что у них это тоже прием, им надо показать, что детей они увели. Нерль стала что-то приискивать в осоке. Меня порадовало, что она сделала небольшой кружок, центром которого было причуянное место. Она вернулась к исходной точке, сделала круг побольше, нашла новую точку запаха, но не удержалась на нем и пошла в беспорядочный розыск. Я мысленно провел линию между двумя причуянными местами, пустил Нерль на продолжение линии в сторону болота, и она там вдруг стала и настолько крепко, что я, не торопясь, подошел к ней, погладил, пристегнул поводок к ошейнику. Она все стояла. Я пригляделся в направлении ее носа и увидел большую лежащую птицу, величиной в молодую крякву. Это был молодой кроншнеп. Крепко придерживая Нерль за ошейник, я подвел другую руку к лежащей птице и сверху схватил ее. Нерль, конечно, рванулась. Я потряс ее гневно за ошейник и заставил ее лежать. Птица была вполне кроншнеп, но только нос раза в три короче. Дав понюхать птицу собаке раз и два, я отпустил кроншнепа. В первый момент он распустил свои огромные кружевные крылья для полета, летать он, конечно, мог бы. Но он больше надеялся на свои крепкие ноги и скрывающую его осоку и потому подобрался и побежал очень бойко. Долго его серая голова мелькала между раковыми шейками, потом дальше, где розовые шейки кончались, голова мелькала между белой пушицей, а еще дальше скрылась голова, но осока шевелилась, и раскачивались отдельные тростинки.
Нерль смотрела туда и видела все. Я рискнул пустить ее, но она ринулась с такой силой, что я испугался и свистнул. Свисток ее как бы поражает и слушается она его бесповоротно.
Встреча с хозяином тростников
Мы шли краем Трясницы возле тростников, за полосой которой был болотистый лес. Шаги мои едва ли были слышны. Может быть, Нерль, бегая, пошумела тростниками, и они одна по одной передали шум стерегущему своих молодых хозяину тростников. Он, потихоньку ступая, неслышно раздвинул тростники и выглянул в открытое болото.
...Я увидел перед собой отвесно стоявшую среди тростников длинную шею журавля. Он, ожидая увидеть самое большее лисицу, посмотрел на меня, как если бы я посмотрел на тигра, смешался, спохватился, побежал, замахал и, наконец, медленно поднялся на воздух.
Бекасы
По пути к Мостовой канаве встретились два бекаса холостых и один с выводком. Все бекасы слетели от меня с тропы, когда Нерль была в стороне. По одному теплому месту Нерль сделала стойку, по другому не стала. В общем сейчас она может делать стойки только накоротке, потому что не обладает потяжкой.
Тетерева
Нерль замешкалась в кусту. Я спешно пошел туда поглядеть, чем она занималась. Не дойдя до нее десяти шагов, я попал ногой в центр тетеревиного выводка. Полетели тетеревята, поднялась матка, кувыркнулась в воздухе, упала как убитая. Нерль бросилась. Птица поднялась и тихонечко полетела, отманивая собаку.
Вторую собаку я натаскиваю без чокорды, потому что надоела путаница с веревкой в кустах: некрасивая работа. Я возомнил, что могу обойтись без нее. И вот случилось, чего надо бояться больше всего. Если только собака забудется и войдет в азарт, бросится гоняться за маткой, она может потом этого никогда не забыть и никакое учение тогда не поможет...
Я кричал: «Назад!» Она не слышала больше. Матка летела так тихо, что у меня самого пробудилась дремлющая готовность гоняться. Вот позор! Я бежал и кричал, на ходу напрасно хватался за то место, где висел свисток. Наконец я сообразил, что свисток был в руке, свистнул, и Нерль остановилась, как пораженная. Тетеревиная матка продолжала вдали показывать напрасно свои фокусы. Дудки, матушка: Нерлюшка в руках!
Да она и вообще теперь у меня в руках, потому что большего соблазна трудно себе представить. Радостный, сел я на кочку покурить и раздумывал, кого же мне больше благодарить за собаку — природу, создавшую ее, или культуру, в последнем случае и свое мастерство. Но мне пришлось отбросить свое мастерство: какое уж там мастерство, если сам бежал за собакой! Дальше я раздумывал так. Природа дает собаке способность искать и ловить. Культура оставляет собаке искать, а ловить отдает человеку. Но за что мне благодарить природу, если я сам нашел выводок. И я благодарил тех, кто раньше меня работал над собаками, присоединяя идею к хаотическому миру природы.
8-го июля. Воскресенье. Продолжается непостоянная погода. Воды налило, как в половодье. Травы цветут, но не растут. Еще изредка слышишь кукушку, и токует бекас. Но за шесть дней моего пребывания здесь заметно уменьшилось и кукование и токование бекаса. Молодые чибисы и кроншнепы стали летать.
Нашел отличное осоковое болото, в нем огорки, по окрайкам огорков находится в изобилии болотная дичь. Сегодня я взял с собой двух собак. Вначале пустил одну Кенту. Она сразу стала. Подвел Нерль. Под носом у Кенты оказался молодой чибис. Он улетел. Розыск бекаса завел Кенту в водяное болото, поднялась чирковая матка и очень дразнила собак. Кента несколько раз подводила к бекасам, я подводил Нерль, но мало выходило поучительного: Нерль подражала ужимкам матери, но шла без чутья, бекас поднимался неблизко, и она удивленно смотрела ему вслед. Потом я взял к себе Кенту и пустил Нерль для самостоятельного розыска. Без сомнения, она хорошо знает запах бекаса и на следах начинает приискивать, но потяжки и признака нет, бекас улетает, когда она разбирается в его следах. Попробовал обеих собак пустить вместе. Кента остановилась. Нерль подбежала к ней и сразу спихнула бекаса. Кента продолжала стоять. Нерль спихнула второго бекаса. Велико же терпение матери: Кента перевела нос в сторону третьего и продолжала стоять. Это пробрало даже Нерль. Она стала больше от удивления на мать. Бекас вылетел, обе собаки глядели долго ему вслед. После того Нерль больше, чем раньше, стала следить за поиском матери и, чуть та замешкалась, со всех ног летит к ней. В таких случаях я стал отзывать ее и посылать в другую сторону. Мало-помалу это определилось как метод совместного обучения двух собак: одна в одну сторону, другая в другую. Дальше, когда Нерль станет вполне независимой от Кенты в потяжке, обучение в поиске, попеременном на двух сторонах, будет простое, а секундировка выйдет сама собой.
Сегодняшним днем считаю оконченной первую часть натаски. Нерль познакомилась со всеми видами дичи — болотной, лесной и даже водяной. Она обладает уже прекрасным поиском. Очень позывиста, послушна. Может причуивать след, не очень копается. Делает попытки определить местонахождение дичи верхним чутьем, но не может. Она владеет стойкой только накоротке и держит ее хорошо. Но не догадывается останавливаться и вдумываться в материал, долетающий к ней по ветру.
И так она прошла первую ступень в школе натаски в пять уроков, каждый по пять часов. Срок прохождения второй ступени меньше зависит от дрессировщика, чем первый. Можно долго, с утомительным однообразием ходить, но поймет собака в один какой-то момент. Надо вспомнить каждому, как он овладел основным приемом в каком-нибудь своем мастерстве. Взять езду на велосипеде: ученик прыгает, прыгает и вдруг поедет. Почти невозможно анализировать это вдруг. Мне кажется, это момент гармонического единения интеллекта с природным инстинктом. Один человек может быть очень умным, но ум его направлен не туда, куда следует. Другой и не очень умен, да его интеллект очень близок к чутью. Так случается постоянно, что кто поглупей, тот скорей и поедет на велосипеде. Но в дальнейшем более умный при прочих равных условиях, конечно, будет ездить лучше того, кто поглупей.
Я заметил, что Кента и сама и ее дети принадлежат к тем, кто «поумней», но ум этот нескоро приходится к точке применения. Эти собаки долго производят впечатление бесчутых, но вдруг у них пробуждается чутье необыкновенной силы. Такой мертвый период у Кенты был больше месяца, у сына ее три недели. А я слышал о собаках, которые подводят к дичи с потяжкой по воздуху на второй день обучения. Постараюсь проследить до мельчайших подробностей, когда придет моей Нерли это вдруг и она окончит школу второй ступени: потяжку с промежуточными короткими стойками, мертвую стойку и последующую затем подводку непосредственно к дичи.
