Мачеварианов П. М.
I
Охота, вообще, есть сильное влечение, страсть к занятию любимым предметом и — энергическое, настойчивое стремление к доведению до всевозможного совершенства как действий, так и различных принадлежностей этого предмета. Успех же в достижении желаемого молодит душу и тешит сердце охотников; бодрит и веселит стариков, и молодежь доводит до восторга.
Но успех этот достигается не лежа на боку, а приобретается трудом и тонким знанием всего относящегося до избранного предмета охоты.
Всякое знание совершенствуется учением, исследованиями, наблюдениями, опытом, новыми открытиями и взаимными отношениями людей, следящих за одним и тем же предметом. То знание, которое имеет положительные правила, подведено под общие формы, приведено в систему, — составляет науку. На этом основании псовая охота, в обширном значении рассматриваемая здесь, есть наука.
В России охотящихся с борзыми много, но истинных псовых охотников чрезвычайно мало. Все мы умеем свистать, но не как соловей; все поем, но не как артисты. Почему же это так? Потому что везде нужны учение, природная способность, ум и сметка; а слепая рутина доведет только до напрасной траты времени и труда.
Тот еще не псовый охотник, кто завел борзых собак, накупил верховых лошадей, насажал на них людей «с борка и с сосенки», скачет по полям и лесам, травит и кричит во все горло, как будто с цепи сорвался.
Вот описание всех разрядов псовых охотников в России. Они разделяются на охотников: 1) Истинных, 2) Полевых и 3) Приватных, или случайных.
В находящейся у меня старинной книжке (писанной под титлами) автор определяет истинного псового охотника следующим образом:
«Истинным псовым охотником может быть лишь тот, кто а) благовоспитан, б) образован, в) умен, г) честен, д) благороден, е) добр и ж) вечно юн душой. Хотя эти качества не мешает иметь каждому человеку, но для истинного охотника они необходимы»,
а) «Благовоспитанность не дозволит ему вообразить себя Аттилой или Омаром: делать набеги на чужие поля, топтать их и производить опустошения; а собаку, это благороднейшее из животных, считать псом смердящим, который может голодать, мерзнуть и гнить на навозной куче; не допустит его ни до каких неприятных историй в отъездах; а, напротив, снискав ему расположение и уважение всех помещиков и казенных крестьян, доставит свободное право охоты во всех местах, избираемых им для отъездов».
б) «Образование — это светильник ума и мудрый руководитель всех действий человеческих, показав ему в жизнеописании каждого интересующего его животного, его свойства и быт, — объяснит и научит, в какое время, когда и где какого зверя на ходить; откроет все способы и средства улучшать породы собак и доводить их до желаемого совершенства».
в) «Без ума — голова — кубышка»; а охотнику, кроме распорядительности, знания полевой тактики, необходимо быть находчиву и сметливу. У кого же голова с свищем — тот этих качеств иметь не может».
г) «Без чести, д) благородства и е) сердечной доброты не может быть чистой и спокойной совести, а без нее могут ли идти на ум забавы и удовольствия?»
д) «Юность души — дар неба людям честным, правдивым, добродетельным и разумным. Порочная, беспутная жизнь старит, ржавит душу».
1) Истинный псовый охотник смотрит на охоту как на науку; строго держится всех ее правил, соблюдение которых и составляет гармонию, порядок и доставляет удовольствие в охоте. Он неутомимо заботится об усовершенствовании всего состава своей охоты: всегда имеет кровных, породистых, красивых, статных и резвых борзых собак — послушную, слаженную, добывчивую, паратую, в совершенстве съезженную и не стомчивую стаю гончих; быстрых, крепких, досужих коней — и считает наслаждением травлю зверей. Но, все-таки, он любит собак несравненно более, нежели собственно травлю. С каким неусыпным вниманием печется он о воспитании щенков и заботится о сохранении той породы собак, которая вмещает в себе все необходимые наружные и полевые достоинства. Их родословная ведется у него с строгой аккуратностью. Выборзка и, вообще, собаку не кровную и не породистую он ценит ни во что, как бы она в поле лиха ни была; потому что от такой собаки, несмотря на ее лихость, нельзя ожидать приплода с теми же полевыми достоинствами, которыми обладает она: это доказано и утверждено многими опытами. Истинный охотник с презрением смотрит на зверодавов и шкуропромышленников; не терпит езды в неспособное для зверя время или когда зверь бывает слаб; но уж за то если затравит цвелого русака, выкунелую лисицу или матерого волка, то с треском и блеском! Мастерски выкажет все достоинства своих собак и приведет в совершенный восторг зрителей, охотников в душе.
2) Полевых охотников определить труднее; у них только одна общая черта; все они страстно любят собственно охоту, т. е. езду и травлю. Некоторые умеют разобрать стати и лады собаки, по ее приметам определить ее резвость; но что странно, недостает у них знания (а может быть, и терпения) вести и улучшать породу. Многие из них отличные распорядители во время облав и в отъезжих полях; мастера узнавать и определять лазы зверя (при езде с гончими) даже в незнакомых островных местах; знатоки всех охотничьих приемов, как, например, вовремя сбросить с своры и ловко затравить зверя; одним словом в поле профессора! — Но дома?.. Дома они ограничиваются лишь строгими приказаниями о соблюдении чистоты и порядка на псарном дворе; а всем, я думаю, известно, как у нас исполняются эти строгие приказания. Исполнители сваливают и ссылаются друг на друга:
Кузьма на Трифона, а Трифон на Петра:
Наврут с три короба — и ждите тут добра.
Нечистота постоянная, чума и парши безпереводные! — Вся же личная деятельность этих господ ограничивается сливанием и собиранием, во время домашнего обеда, остающегося в тарелках кушанья в лохань — для прикармливания любимых собак своей своры; но все-таки и этой заботой обременяются не все, а только некоторые из них.
Хотя у многих полевых охотников попадаются в барских сворах добрые ловцы и надежные волкодавы, но непременно эти собаки или покупные, или подаренные; потому что у этих господ свои породы ведутся без толку, без знания и без надзора. Тут нет должного, основанного на науке и опыте, разбора при избрании и сортировке производителей; а берегутся резвые собаки с резвыми, злобные с злобными. От столкновения же одинаково порочных статей в кобеле и суке родятся уроды; а от недостатка кровности и породистости результатами бывают: обманутая надежда и хозяину предлинный нос!
Вот отчего стали редки в России породистые, красивые, ладные и резвые псовые собаки.
С. Т. Аксаков сказал: «Оттенки охотников весьма разнообразны, как и сама природа человеческая». То же самое следует сказать об охотниках полевых. Смотря по характеру, свойствам и наклонностям каждого, некоторые из них любят добрых псов, травят ими с азартом и увлечением; а по миновании удовольствия ленятся заняться собакой и забывают о затравленном звере. Другие же, напротив, видят в собаке капкан, в зайце — жаркое, в лисице — салоп и в волке — пищу для хвастовства. Преобразив свои охотничьи комнаты в меховые лавки, хвалятся итогами и величиной затравленных зверей. Попробуйте сделать этим господам приятельское замечание, что они не берегут своих собак и совсем о них не заботятся — вы услышите всегда один и тот же лаконический ответ: «Собака пес — пес она и есть!» Им не понятны страстные любители и ценители красоты, резвости, ловкости и силы благородных животных.
Истинные охотники не слишком долюбливают охотников полевых за существующие в их охотах беспорядки (как главное основание всех зараз) и за их попрошайство: «дай мне, милый, щеночков», или: «подари собачку». Этим канючаньем крепко донимают они истинного охотника, хотя, почти постоянно, получают отказ. Так и следует: к чему баловать этих баричей, которые надеются лишь на деньги и на снисходительность приятелей; а сами сибаритничают и не хотят употребить в дело своего внимания и личной деятельности, без которых ни до чего желаемого достичь нельзя.
3) Приватными, или случайными, охотниками называются те свободные рыцари, которых обеспеченное состояние, незнание ни в чем нужды с детства приучили ничего не делать и думать только об удовольствиях. У них, на всякий случай, есть своры две-три борзых; но только они выезжают в поле не по страсти к охоте, а ради моциона и возбуждения аппетита. К полудню или к часу они делаются необыкновенно зорки; но только не в перевидении зверя и не в подозрении русака, а видят издалека, где вьется дымок и какой-нибудь Сенечка, на заранее назначенном месте, готовит великолепный фриштик, состоящий из дюжины сортов тартинок разных гастрономических наименований, — форшмаков, сборной селянки со всеми возможными соленьями и приправами и проч. и проч. Вот у этого-то огня и начинаются горячие споры; но, само собою разумеется, не об охоте, а о том, где и когда употреблять анчоусовое масло; из чего лучше сальми: из рябчика или куропатки; после одного стакана или после трех вино действует на нервы, и проч. и т. п.
Многие столичные охотники не возлюбили русские слова: «охота», «охотник» и переименовали их в «спорт» и «спортсмен». Для чего и почему это? Обширнее ли или сладкозвучнее, или благороднее значение английских слов в сравнении с русскими? Уж не для отличия ли от низшего сословия? Мужичок охотником себя назовет, но чтоб выговорить «спортсмен» — он десять раз поперхнется и на одиннадцатом язык его завяжется узлом. Радуйтесь, господа «спортсмены»! Отличились! Один, хотя столичный житель, но старинный, уважаемый нами русский псовый охотник, на просьбу нашу объяснить, что это за «спортсмены», отвечал: «Это те фанфароны, которые душой и телом подчинены моде, как бы она, временем, дика ни была. Солидные и образованные русские патриоты заботятся о восстановлении народности и поддержании национальности; а они-то, голубчики, из шкуры лезут в англоманы! Не имея никакого понятия о стройных русских псовых охотах — руководствуются одними английскими журналами... Их охотничья терминология, лично им принадлежащая, совершенная дичь, вроде офенского языка (которым объяснялись старые разносчики, надувая деревенских покупателей); потому что эти “спортсмены” с старинными охотниками не знакомы и в серьезных съездах никогда не бывали».
Примечание. Для отличия от приватных, или случайных, охотников и «спортсменов», истинных и полевых охотников называют настоящими, или дельными, охотниками.
Псовые охотники почти все домоседы: трудолюбиво занимаются хозяйством, исполняют свято все обязанности гражданина и дворянина, следят, посредством журналов, за образованием века; всегда готовы жертвовать достоянием на всякое общеполезное улучшение; любят тишину и спокойствие.
Взгляните беспристрастно на эту симпатию, существующую между охотниками, взаимную внимательность, откровенность, смелость, отвагу, веселость характера, деятельность, заботливость, любовь ко всему окружающему: не есть ли это вывеска душ истинно благородных?
Привязанность охотника к Родине безгранична. С какою любовью смотрит он на свои поля, луга, рощи и, вообще, на окружную местность. Каждый куст, бугорок, овражек красноречиво говорят его памяти о приятных событиях в кругу добрых, избранных товарищей. Да и где может быть такое раздолье охотнику, как не в нашей громадной, беспредельной России? Леса дремучие; отъемные острова, около каждого охотника, не только не выездишь, но не скоро пересчитаешь; степи бесконечные, с волнистыми ковылями, вишенниками, ракитниками, бобовниками — любимыми лежками русаков и местами постоянных мышкований лисиц.
Наш егерь, в дозволенное законом время, стреляет во всеуслышание: пусть эхо разносит его выстрел от Прута до устья Амура и от Северной Двины до границ Персии.
А псовый охотник, у которого собаки вроде «спортсменских», может провожать лихого степного русачка из горизонта в горизонт — сколько его лошадь и собаки могут вынести...
Мы подсмотрели однажды, как наш земляк-охотник, служивший в Польше и не видавший лет десять своих полей, возвращаясь на родину и проезжая знакомыми местами, выскакивал из экипажа и перед каждым островом отвешивал по земному поклону...
Вот для таких-то господ я пишу свои записки, а не для «спортсменов» — тех отчаянных англоманов, которых я описал выше.
Псовая охота есть любовь к борзым и гончим собакам, к травле зверей и, вообще, ко всему, входящему в состав этой охоты. Страсть эта точно так же благородна, как страсть к ружью, лошадям, цветам, музыке и т. п.; но если она не ограничена рассудком, тогда — как и все безумные страсти — никуда не годится. Хлеб нас питает и поддерживает нашу жизненность; но и хлебом можно объесться и умереть.
Псовая охота имеет свои правила и законы, принятые и соблюдаемые охотниками, и свои действия, приведенные в систему. Производство ее доставляет охотникам по призванию душевный и телесный моцион, бодрость старикам, смелость и ловкость молодым, кипучую отвагу всем возрастам, полное наслаждение, восторг до замирания сердца, довольствие настоящим и неувядаемую надежду на будущее. «Эх, друг! Какие на будущий год будут у меня собаки-то!» Вот задушевное восклицание каждого страстного охотника, повторяемое им ежегодно до конца жизни.
Псовые охотники не знают, что такое «сплин, раннее разочарование, белужье равнодушие, ржавая печать опыта, мечты, увядшие на заре жизни, нервные расстройства» и тому подобные селадонно-романические болезни, производящие душевную чахотку. Охотник не боится ни дождя, ни снега, ни грязи, ни метели: он находит поэзию во всех атмосферических переменах и всегда в ладу с зефиром и бореем.
Состав русских псовых охот известен всем настоящим охотникам. Комплектная псовая охота состоит из стаи гончих и нескольких свор борзых. Производится она всегда верхом. Охотники же, ее составляющие, следующие: 1) Ловчий, 2) Стремянный, 3) Доезжачий, 4) Выжлятники, или псари, 5) Борзятники, или борзовщики, а в некоторых губерниях называют их просто охотниками и 6) Корытничий.
1) Ловчий — главный смотритель всей охоты, отвечающий за все беспорядки. Он отличается примерным поведением, трезвостью, сметливостью и совершенным знанием езды доезжачего и борзятника. Все охотники находятся у него в полном повиновении. Он имеет в своем заведывании кладовую, где, без езды, хранятся все охотничьи вещи, как-то: парадная одежда, седло, конская сбруя, ножи, своры, арапники, ошейники и пр. Все охотники, когда нет езды, при нем, один раз в неделю, вытирают медные и железные вещи; кожаные смазывают, а из суконных выбивают пыль. Ловчий всегда должен находиться при утренней и вечерней кормежке собак; смотреть за соблюдением чистоты в псарных избах, собачьих закутах и дворах, а более всего за поведением охотников и за точным исполнением их обязанностей; поэтому-то жилище ловчего непременно должно быть рядом с псарным двором. Ловчий имеет список всем собакам, по их кличкам, с обозначением пород, мастей и особенных примет; он записывает числа бережки сук: с каким именно кобелем, какая блюдена, когда и сколько пометала. Ловчий обязан знать: а) все лекарства от наружных болезней; о появлении же признаков внутренних немедленно доносит господину; в отсутствие же его сам пользует, по лечебнику, заболевших собак; б) все островные места как в своих, так и в отъезжих полях — со всей топографической точностью, чтобы иметь возможность определить лазы зверя и расставить борзятников не на пустые места; в) сколько за каждым борзятником собак в рыску и каких именно. Свою же свору имеет примерно высворенную. Во время езды в своих и отъезжих полях ловчий присутствует при седлании лошадей, чтоб от беспорядочного и торопливого седлания лошади не были набиты, потерты и обсаднены. Точно так же и по возвращении с поля должен осмотреть всех лошадей: нет ли набоя ссадин, засечек, хромоты, не ослабли ли подковы и проч. и т. п.
Стремянный смотрит за барской сворой, т. е. за всеми борзыми собаками, которые считаются в рыску за господином; высваривает их, чтоб были вежливы и послушны без своры; кормит всегда сам и, после утренней и вечерней кормежки, чешет их гребнем, гладит щеткой, суконкой и рукой. Закуты барской своры чистит поутру и вечером; подстилочную солому переворачивает и сменяет ее три раза в неделю. О каждой хватке и наружной болезни собаки доносит ловчему; а если которая собака не ела две кормежки сряду (т. е. утреннюю и вечернюю или вечернюю и утреннюю), то немедленно отделяет ее от других собак и сейчас же объявляет ловчему. Когда у суки окажутся начальные признаки пустовки, то ее отсаживает, т. е. запирает в отдельный, нарочно для этого устроенный чулан, записав число, в которое отсажена, и потом с точностью исполняет приказания ловчего. В поле стремянный находится безотлучно при господине, становясь с ним рядом и отъезжая только по особенному его приказанию. В отъездах стремянный смотрит за господским седлом с принадлежностью и за всеми его охотничьими вещами; а также его обязанность наблюдать за барскою верховою лошадью.
Главное лицо в охоте, т. е. то, которое угощает охотников скучным или потешным полем, — это доезжачий. Обязанность его смотреть за гончими, приучать их с шестимесячного возраста (т. е. когда поступят на смычки) к себе; довести до совершенного повиновения, как дрессированную легавую собаку, т. е. чтоб они были к нему привязаны, а, между тем, его боялись; знали бы рог и были бы позывисты; потом должен наезжать их, чтоб гоняли стайно. Обязанности, езда, сметка, все действия, даже характер доезжачего, прекрасно описаны г. Дриянским в его охотничьем рассказе «Записки мелкотравчатого»; но только, не знаю почему, доезжачий совершенно ошибочно назван у него ловчим. Доезжачий должен быть охотник по призванию: страстный любитель гончих, деятельный, умный, ловкий, сметливый, проворный, голосистый, с крепкою грудью и с железным здоровьем. Его арапник — магический жезл, которым он управляет стаею гончих; его речитативы, трели, заливные перекаты, соловьиные присвисты, рассыпчатые охотничьи прибаутки — магнетизируют гончих до ясновидения; его волшебный возглас: «Береги поле!» пролетает электричеством по сердцам охотников и приготовляет душу к чему-то торжественному. У ловкого доезжачего откуда зверь берется; некогда зверю обозрить охотников: все, что в острову, без памяти несется вон. Тешься! Успевай только принимать. Но если доезжачий к острову не ездит, а плетется; не порскает, а зевает, дремлет, каплюжничает со своей тавлинкой и рассуждает, прикрякивая, о забористой понюшке знаменитого шараповского или березинского дергунца, — тогда гончие разбиваются, врут, не справляют удалелого, не находят упалого зверя и перекликаются, как девки, ходя по лесу за грибами. Такая езда наводит на флегматического охотника тяжкую дремоту; горячий же и нетерпеливый — плюнет на остров, пожелает доезжачему поперхнуться и подавиться его порсканьем, а сам отправится втихомолку шарить по ковылям и мелким кусточкам: порядок нарушен и, следственно, нет удовольствия.
У доезжачего должны быть два помощника: псари или выжлятники. Они выкармливают гончих щенков (выжлят) до поступления их на смычки; потом, вместе с доезжачим, кормят и холят гончих, из которых непослушных и, во время гоньбы, отбивчивых, по его приказанию, наказывают арапником. Сам же доезжачий никогда не бьет гончих, а приводит их к повиновению строгостью голоса, лаской, прикормкой и арапниками псарей. Вообще псари находятся в распоряжении доезжачего, равняются с ним, при напуске по острову, порская и хлопая, пока гончие не натекут на зверя; тогда уже они сваливают их, стараясь держать в стае, наказывая отдирчивых и отбойных; вообще же, исполняя все приказания доезжачего.
Во всех, известных мне, псовых охотах в России находились в комплекте так называемые охотники, или борзятники, избираемые и назначаемые из дворовых людей, т. е.: из лакеев, кучеров и мастеровых; число их простиралось от четырех до тридцати человек и более. Сознаюсь, господа, я всегда считал это принятое издавна и укоренившееся правило — составлять охоту из крепостной прислуги — непростительной ошибкой. Все это заимствовано от польских магнатов, которые окружали себя бедною шляхтою, раболепствовавшею перед каждым туго набитым дукатами мешком. Ясновельможное панство надувалось и пыжилось, как индейские петухи, пред своим дворовым штабом и потешалось пьяным шутовством нахлебников; но все-таки там была, хотя вынужденная голодом и холодом, но добрая воля. «Охота не неволя» говорит пословица. Охотник может быть хорош по призванию, а не по приказанию, как это было во время крепостного права. Для борзятников должно было содержать лишних собак, что составляло огромную псарню, где не могло быть никогда совершенной чистоты и должного порядка: а где этого нет — там чума и парши беспереводные. Кроме того, можно ли было ожидать требуемого порядка в отъездах, когда эта команда и дома-то, при всей строгости надзора, всегда бывала в положении, едва-едва похожем на порядок?
Как странно, даже дико слышать в наше время от умного и образованного человека, с отличным состоянием, слова: «Я уничтожил свою охоту: тяжело, дорого содержать наемную, прислугу». А проиграть в вечер пять, десять тысяч; поднести примадонне браслет во столько же, — или бросить за границей двадцать — не жаль и не тяжело? Да разве, вместо уничтожения, нельзя сделать благоразумное уменьшение охоты? А именно, чтоб ее составляли лишь следующие необходимые лица: стремянный, доезжачий с двумя псарями, корытничий и один борзятник — он же и ловчий. Ведь вы не шкурятник, не торговец пушным товаром и мехами. Вздумали поохотиться дома или в отъезд — сейчас послали к добрым товарищам, с приглашением потешиться с вашею стаею, состоящею из семи или десяти смычков породистых гончих: больше не нужно.
Поверьте мне: если вы добрый, радушный человек, как следует быть истинному охотнику, тогда всякий сочтет за удовольствие явиться к вам на лихом коне, с своим стремянным, с летучими на своре, с душою нараспашку, с сердцем на ладонке и с головой к вашим услугам — для приятных выдумок и приятельских советов. Можете себе представить, в каком вы тогда выигрыше: общество избранное — по душе; товарищи и соперники вас достойные: есть с кем потолковать, померить лихих и поспорить — хоть до слез. Тут совет, тут и помощь; потому что «ум хорошо, а два лучше». Порядок будет примерный: ваш глаз тут не один, а возвышенный в третью или четвертую степень. В поле вы утешаетесь вдесятеро, потому что и другим доставили удовольствие, а возвратясь на квартиру, наслаждаетесь такою беседою, которая, даже в воспоминании, будет доставлять вам душевное удовольствие.
Люди расчетливые, среднего состояния, мне на это возразят: «В нынешнее время и одного гостя пригласить тяжело; с ним прибудут: кучер, стремянный, тройка упряжных лошадей, две верховых да собаки». Приглашайте не к себе, а в отъезд поохотиться с вашей стаей гончих; назначьте главный съезжий пункт и станции переходов. Если же какая местность так богата островами, что их достанет на целую осень — довольно определить и один пункт стоянки. Будьте уверены, если приятель ваш благовоспитан, а следовательно, и деликатен, то он и сам смекнет и не пробудет, собственно, у вас в доме долее двух или трех дней; а потом будет вас подбивать ехать в другие места. Щедры чужим добром, расточительны чужой собственностью: маменькины сынки, шерамыжннки, бесстыжие наглецы...
Если разобрать материальные охотничьи выгоды от подобных приятельских съездов происходящие, — они неисчислимы.
6) Корытничий никогда не ездит ни в поля, ни в отъезд; это чернорабочий, который дома готовит корм для всех собак и щенков; держит в чистоте и порядке всю псарную посуду, как-то: корыта, ушаты, шайки, котлы и проч. Он же, с одним из псарей, чистит псарный двор и закуты у борзых; а другой псарь с доезжачим — у гончих. Корытничий, во время осеннего съезда, обязан кормить оставленных борзых и гончих собак; а при домашней езде (в ближних островах или в равняшку) приготовить котлы с наварой и все необходимое для корма, к возвращению охотников с поля; в грязное же время — нагреть воды для подмывки загрязнившихся собак, особливо псовых, и для промывки ног всем собакам.
II
Кроме осенней езды по чернотропу, охотники ездят по пороше. Езда эта бывает двоякая; с гончими, если они гоняют, по белой тропе (т. е. по снегу), и в наездку — по следу зверя. С гончими можно ездить на волков, лисиц и зайцев; а по следу волков не съезжают, потому что волк исходит в одну ночь верст 20—30 и более и всегда уведет или в лес, или в непроездные овраги.
Волчий след так и называется след, лисий — нарыск, заячий — малик.
Сначала поговорим о езде по белой тропе с гончими. Пороша для этого считается лучшею, когда снег перестал идти перед светом; тогда, при раннем выезде в поле, видны след и нарыск самые свежие, только что перед вами прошедшего зверя, а вечерние все занесены. Нужно знать, что красный зверь ходит и днем, а заяц, самый поздний, ложится на заре.
Чуть свет выезжают объездчики, состоящие из доезжачего, выжлятников и несколько человек опытных охотников — без собак. Они разделяются попарно и отправляются для объезда прямо к островам, в которых большею частью надерживается красный зверь. Каждая пара берет остров: один охотник объезжает опушкой с правой стороны, другой — с левой, в совершенной тишине, и каждый считает, с полным вниманием, следы и нарыски: сколько входов и сколько выходов. Если входов более, чем выходов, — значит и зверь тут.
Сделавши проверку, объездчики сейчас же возвращаются домой и доносят кому следует о результате своего осмотра. Лошади должны уже быть оседланы и охота во всей готовности. Все охотники немедленно садятся на-конь и выезжают в поле. Лазы около острова занимаются с такой тишиной и осторожностью, как в военное время при ночных вылазках, — чтоб не взбудить красного зверя до заездных; потом делать напуск тем же порядком, как и осенью.
Если же в островах красного зверя нет, то борзятники разделяются на партии, по три человека в каждой, и разъезжаются в разные поля, чтоб друг другу не мешать. Тогда уже съезжают лисиц по нарыску следующим образом: один едет самым нарыском; другой, от съезжающего, впереди и вправо на 150 или на 200 сажен; а третий, в симметрию к нему, — налево, чтоб составился между охотниками равносторонний треугольник. Заездные должны соображать свое направление со съезжающим: если он будет поворачивать направо — правый заездной осаживает лошадь и ожидает, а левый поворачивает круто или в пол-оборота направо, пуская лошадь шагистее. Так точно поступает левый заездной, осаживая лошадь, если съезжающий по нарыску повернет налево, а первый заездной торопится заезжать налево. Если же который-нибудь из заездных наедет на нарыск, то он останавливается и поднимает арапник, и лишь только заметит, что съезжающий поворачивает на него (стало быть это тот самый нарыск, по которому съезжают, а не другой), то, если это правый заездной, он поворачивает сейчас же направо и берет свою дистанцию, а если левый, то налево; одним словом, чтоб между охотниками был постоянно равносторонний треугольник.
Когда же съезжающий поедет на звезду, т. е. на сцепление двоек (двойных следов — вперед и обратно), сходящихся к одному месту, — это означает, что лисица лежит недалеко (именно в сцеплении этих двоек), тогда он снимает шапку. По этому сигналу оба заездные живо съезжаются между собою по передней линии треугольника, т. е. поперек линии направления съезжающего, и если выхода нарыска нет — разъезжаются поспешно между собой сажен на 100 и равняются уже обратно на съезжающего, зорко смотря во все стороны, не пропуская ни одной ямки или водомоинки, потому что лисица непременно побежит в их кругу. Если лисица во время съезда взбудится из-под которого-нибудь охотника, то он снимает шапку и травит.
Теперь обратимся к зайцам.
В Европейской России их три вида: 1) русак, 2) беляк и 3) тумак.
Летом различать их издали, особливо неохотнику, довольно трудно. Все они бурые, но русак — темно-бурый с серью, т. е. темно-чалый, с рыжеватою грудью и боками, с черным пятном на верхней части цветка (хвоста), и уши у него длиннее. Беляк весь рыжевато-бурый.
По наружным оттенкам, после перелиняния, т. е. в глубокую осень и зимою, русаки разделяются на пять пород: а) обыкновенных, б) степных, или ковыльников, в) каменников, или овражников, г) лесных и д) болотных.
1) Русак.
а) Обыкновенный русак имеет широкий чубарый ремень по спине, т. е. соединение волосков разных цветов, и именно: серого, желтого, красноватого и рыжего. Ремень этот густой, волнистый; грудь и пахи светло-желтые; едва заметная серина по заду; брюхо бледно-желтоватое, но самая его средина белая. Весом бывает от двенадцати до восемнадцати фунтов.
б) Степной, или ковыльник, сизо-серого цвета, с небольшими подпалинами на груди, ногах и ушах. Главные его признаки: гладкая спина — без вихров, необыкновенная длина ушей, которые лежат до половины спины; малый рост; вес семь или десять фунтов и никогда более; но зато ковыльник резвее всех прочих видов почти вдвое. Держится преимущественно в ковыльных степях, лугах — где более богородской травы, мятлика и пырея, а также — в просяницах и в пластах поднятой нови.
в) Каменник, или овражник. Спина изжелта-чалого цвета с золотисто-розовым отливом на груди и пахах; необыкновенно красив. На бегу кажется сходным цветом с лисицей. Русаки этого вида держатся преимущественно где глинистая и каменистая почва — в хлебных полях, степях, по каменистым оврагам и по обрывистым горам.
г) Лесной — серебристого цвета, с небольшою, едва заметной, чалиной на спине и с бледно-розовою половиною на груди. Издали кажется совершенно белым, как зимний беляк. Русак-этот огромный, доходящий весом до двадцати фунтов. Водится между лесов и перелесков — на полянах, в хлебных полях — по опушкам и в островах.
д) Болотный — иссиза-черноватый, как будто напудрен толченым углем. Постоянно держится в потных, кочковатых лугах, около болот и вообще в кочковатых поймах. Этого вида зайцы не только русаки, но и беляки изредка попадаются совершенно черные.
Примечание. Все виды русаков, выключая ковыльника, имеют спину волнистую — в вихрах.
Беляк зимою весь бел, как снег; только имеет черные окрайки на верху ушей. Попадаются чрезвычайно редко, как сказано выше, совершенно черные, живущие около болот.
Тумак происходит от смешения русака с беляком: но в описании наружности и отличительных признаков тумака все охотники разногласят. Одни говорят, что он совершенный русак, но не имеет черного пятна на поверхности цветка; другие — что он совершенный беляк, только с темным ремнем по спине и с черным пятном на цветке. По моему мнению, С. Т. Аксаков вернее всех описал наружность тумака: «Тумак сохраняет все отличия русака от беляка, только в слабом виде: желтизна на груди и брюхе едва заметна, ремень на спине узок, без завитков, и цвет его не ярок, не пестр, а сизовато-сер».
Травля зайцев: островная — с гончими или кричанами, в наездку — по чернотропу и по пороше известна всем охотникам и неохотникам, но и тут столичные «спортсмены» проповедуют свои превратные правила «курам на смех»: они пишут, что, при езде с гончими борзятники становятся в самой опушке — задом или передом к острову (!). Кто становится в опушке, того охотники называют, в укор, опушником, и о нем говорят, что он опушничает, шкурятничает. Кроме того, чтоб обнять взглядом какой-нибудь большой предмет, я думаю, не утыкаются в него носом и смотрят не затылком, а глазами. Так и здесь: чтоб обозревать всю опушку острова, должно становиться на дальнее расстояние. Дельные охотники всегда становятся в поле, или к другому острову на известном расстоянии, которое определяется, смотря по местности, практикой, опытом и степенью резвости собак.
Лучшею порошею при езде на русаков считается, когда с вечера пойдет тихий, сырой снег хлопьями, перестанет к полночи или к двум часам. Но во всяком случае, чтоб снег не был глубок. Если выпадет на вершок — пороша называется мелкою, на два — хорошею, на четверть — глубокою, а если глубже, то пороша называется мертвою. В такое время истинный охотник на русака не поедет, а ездят только шкурятники, потому что зайцу бежать нельзя: тут не травля, а давка.
Съезд русака по малику бывает тоже втроем: но только фланговые равняются со съезжающим сажен на 60, отдаляясь вперед от линии равнения не более как сажен на десять или на пятнадцать.
За охотником более двух собак быть не должно. Если русак побежит налево, то правый фланговый собак не сбрасывает; так точно — если побежит направо, то левый фланговый не спускает собак со своры; а травить всеми — эта езда была бы та же давка. Ездивши в порошу по степям и открытым полям, мы, степные охотники, более одной собаки в свору не берем.
Если малик идет небольшими прыжками, то значит, что заяц недалеко отошел от старого логова и отправился на жиры, т. е. кормиться, и, следственно, проводит вас долго и далеко. По жирам ездить не следует, а нужно их объехать кругом и, как только наедете на выход с жиров на машках аршина в три, поезжайте этим маликом; если же выхода нет, то заяц лежит в жирах. Если русак идет трехаршинными машками, то это значит, что он идет уже с жиров к логову. Если прыжки его более четырех аршин, то заяц гонный, т. е. что его кто-нибудь уже согнал с логова.
Когда малик двойной, т. е. зад с передом (от вас и по тому же следу к вам), то говорится: заяц сдвоил, и этот двойной малик называется двойка, тройной — тройка. Если русак делает двойку с своего направления в сторону — это называется петля. При таких маликах будьте осторожны и внимательны, потому что русак на двойке или тройке ставит все четыре лапы вместе и делает прыжок в сторону сажени на две и более, что выражается глаголами скинул, сметнул или существительными скидка, сметка. Если после такой скидки русак иногда поведет опять мелкими прыжками, то он пройдет еще немалое расстояние; но если он сделает несколько скидок — одну за другой в разные стороны, — логово его тут.
В теплую порошу русак ходит очень мало и подпускает близко; в мертвую — или совсем не встает, или поползает только около своего старого логова. В морозное же время русак исходит верст пять и более, и в это время он бывает чрезвычайно чуток и будок — вскакивает далеко.
Искусству мастерски скоро съезжать может научить одна лишь постоянная практика.
