Байтемиров Насредин
...Раньше я не знал Султана. Мы познакомились на летнем пастбище — джайлоо, где я проводил отпуск у моих земляков, колхозных животноводов.
Утром, едва мы принялись за кумыс, в юрту вошел человек с киргизской гончей собакой — тайганом. Из-за пояса у вошедшего торчала рукоятка камчи, в правой руке он держал ружье.
Это был приземистый, коренастый мужчина с редкой растительностью на загорелом лице. На нем был старенький полушубок и овчинные шаровары. На ногах — обшарпанные сапоги. На широком поясе — мудреные охотничьи принадлежности. Увидев нас, он пожевал губами — может быть, произнес слова приветствия?.. Очевидно, он был завсегдатаем этой юрты и покинул ее совсем недавно, так как хозяин, равнодушно взглянув на гостя, снова принялся ласкать свою кудлатую дочурку. Вошедший отодвинул стоявшую недалеко от входа деревянную ступу вплотную к кереге (деревянный каркас юрты) и сел на освободившееся место. Его собака улеглась рядом и положила морду охотнику на колени. Он ласково погладил ее по голове. Собака, видимо привыкшая к нежному обращению, от удовольствия закрыла глаза и задремала.
— Когда-то она бегала, как стрела, да состарилась теперь, — сказал хозяин юрты, указывая на собаку. — Эх, черт возьми, дружили мы с ней!.. Ты не забыл еще, Султан? Тайган-то помнит... Покажи-ка ребятам, — обратился он к охотнику как бы между прочим, продолжая ласкать ребенка. Не раз, должно быть, когда в его юрте гости, переговорив обо всем, начинали скучать, затевал он этот разговор о собаке.
Султан осторожно приподнял пальцами ухо собаки; оно было разрезано надвое, половинка уха беспомощно висела. Хозяин юрты тем временем рассказывал:
— Помнишь, Султан, она увязалась за мной? Стоял густой туман. Вдруг собака залаяла. Смотрю: волчица бежит. Кто мог подумать, что к самому аулу придут волки! Я закричал: возьми ее, дави, рви!.. Тайган помчался быстрее ветра, быстрее пули. Ах, молодец!
— Помню, — вставил Султан.
— Волчица удрала далеко, — стрелять было бесполезно. Я тороплю своего куцехвостого рыжего, а он, собака, топчется на одном месте. Но все же я ее догнал наконец... Конечно, первым волчицу настиг тайган. Как схватит ее за ногу, как швырнет на землю... Волчица перевернулась и села на задние лапы. Помнишь, Султан?
— Как же, помню.
— Я подъехал, одним ударом оглушил волчицу, а потом завязал ей морду и так живьем и приволок в аул... Да... черный тайган Абдылды и тот не брал волка. Помнишь?
— Помню, помню.
— Эта волчица оставила ему след на память: разорванное ухо. Эй, жена, дай тайгану джарму (похлебка из толченого ячменя или пшеницы)! — распорядился хозяин юрты. — А помнишь, как он взял элика (косуля)? — продолжал он.
— Помню, — снова подтвердил Султан.
— Пай, пай, пай!.. Ох, и интересное же это занятие — охота! Эй, жена, дай же тайгану джарму! — повторил он и принялся убаюкивать дочурку.
В юрте воцарилась тишина. Старик, обхватив колени девочки, слегка покачивал ее на руках, что-то приговаривая про себя...
Жена хозяина, средних лет женщина, налила в маленькую жестяную банку джарму и направилась было из юрты.
— Ты покорми ее здесь, вон в углу, — остановил ее муж. — Там у нас две такие обжоры, что готовы и меня сожрать. Разве они дадут ему поесть... Передай-ка джарму Султану. Много тебе еще нужно, чтобы оценить эту собаку. Если хочешь знать, это даже не собака, а тайган...
Тайган вскочил и принялся лакать джарму. Ел он с такой жадностью, будто его дней десять не кормили.
— Эх, посмотри на его пасть! А уши какие, а! А аппетит? А ведь молодым-то как будто крупнее он был, а, Султан? — обратился хозяин юрты к охотнику.
— Верно, верно, — тотчас подтвердил Султан, которому, видимо, было все равно, и он во всем спешил согласиться с хозяином юрты.
Мне повезло: Султан пригласил нас на охоту. Хозяин юрты сказал, что в лощине, неподалеку от стоянки животноводов, пастухи видели волчицу с волчатами. Султан сел на коня и поехал вперед. Мы безропотно последовали за охотником.
В дороге спутники вспоминали охотничьи похождения Султана в дни его молодости. Он односложно подтверждал: «Да, было, было...», — и снова надолго умолкал. Рассказывали, что в этом году прославленный охотник добыл девять волков и трех живых волчат.
Так, за разговорами, не замечая времени, мы подъехали к неширокий горной лощине. У въезда в лощину торчала отвесная скала, с которой свешивались два огромных валуна; казалось, они вот-вот сорвутся и придавят неосторожных путников. С тропы, по которой мы ехали, камни виделись повисшими в воздухе — не понять, на чем они держатся! На одном из них росла корявая арча; ее верхушка склонилась вниз — то ли ветром ее пригнуло, то ли от рождения была она такой уродливой... На скалу сел беркут. Вытянув шею, он огляделся по сторонам и, не обнаружив опасности, стал спокойно чистить клювом перья, временами взмахивая могучими крыльями. Видимо он недавно насытился, и теперь по его безмятежному виду можно было заключить, что хищник присел на скалу отдохнуть. Над ним пролетела пустельга. Заметив беркута, она стала кружить над ним, недовольно попискивая, будто ругаясь на своем птичьем языке. Но беркут, занятый своим делом, не обратил на нее никакого внимания. Может быть, где-то поблизости у пустельги было гнездо, и она тревожилась за своих птенцов...
Мы спешились, стреножили лошадей и отправились дальше пешком. Стояла та чудесная пора, когда лес уже одет густой листвой, а горные долины превратились в зеленые ковры. Порывы ветра колыхали молодую траву, и она поблескивала на солнце точно крылья птицы в полете. Шиповник, черная смородина, жимолость, боярышник, таволожник, рябина, арча образовали густые заросли. Иногда мы пробирались сквозь них пригнувшись, и тогда над нашими головами возникал целый шатер из ветвей и листьев.
Охотники держат ружья наготове, чтобы немедленно выстрелить в зверя, если он выскочит из кустов. У меня в руках малокалиберная винтовка, и хотя я, признаться, не собирался стрелять, винтовка заряжена.
Меня все больше удивляет Султан. С виду медлительный, он однако всех нас оставил далеко позади. Обливаясь потом, мы пытаемся его нагнать, но видим лишь, как он уходит все дальше и дальше. Удивительно, что за ноги у этого человека!
Когда мы выходили из юрты, ближайшая вершина была окутана легким, прозрачным дымком. Теперь «дымок» превратился в серую тучу, заволакивал все небо. Блеснула молния и дважды прогромыхал оглушительный гром, от которого, казалось, вот-вот рассыпятся горы. Запахло сыростью. Откуда-то донесся странный шум, напоминавший звуки, какие издает стадо, продираясь сквозь густые заросли. Я не мог определить происхождение этого шума.
— Дождь приближается, — пояснил Султан, заметив мое недоумение. — Идите вон в то укрытие и сидите там, — указал он нам на плотные кусты, под которыми можно было спрятаться от дождя.
Мы влезли в укрытие. Отсюда хорошо была видна почти вся лощина. Зашуршали первые капли дождя — робко, будто осиротевший ягненок, добравшись до зелени, зашелестел листвой. И вслед за тем тысячи мелких жемчужин, стремительно падая с неба, зашумели, ударяясь о листья, траву. Огромные, величиной с кулак, красные цветы покорно клонились к земле. Потревоженные порывами ветра, листья на деревьях поблескивали, будто стекляшки. Лощина наполнилась шумом, точно по дну ее устремился поток воды. Непрерывные раскаты грома сотрясали землю, заставляя вздрагивать от тревожной мысли — не слишком ли близко от нас бьет молния...
Я все поглядывал на огромные камни, прилепившиеся к скале. Нет, они были неподвижны, отсюда даже казалось, что камни укрепились надежно и прочно. Беркут куда-то улетел. Окружающие предметы, затянутые серой пеленой дождя, потеряли свою рельефность, стали плоскими, скучными. Клонило ко сну... Мимо нас низко пролетела сорока и быстро скрылась за хребтом, торопясь куда-то с новостями.
Внезапно дождь прекратился. С гор подул прохладный ветер, всколыхнув намокшую траву. Кусты, словно вылезшие из реки овцы, стряхивали воду. Очищавшееся от туч небо напоминало голубое весеннее озеро, по которому еще плывут тающие льдины. Вот появилось и солнце. Множеством драгоценных камней засверкали его лучи, отражаясь и преломляясь в дождевых каплях. Солнце садилось за хребет, на западные склоны гор упала тень, зато противоположные склоны залило ярким светом.
Откуда-то выпорхнула и легко перескакивает с ветки на ветку славка — маленькая серая птичка. Она охотится за мошкарой. Славка напомнила мне об охоте, о волках. Вдруг внизу мелькнула серая тень. Вглядевшись, я увидел, как среди кустов пробирается элик, желтовато-коричневый, с белым пятном на конце пушистого хвостика. Сторожкие ушки торчат вверх, черная взмокшая мордочка трогательно наивна, как у теленка, большие черные глаза смотрят не мигая, даже издалека видны длинные прямые ресницы. Милое, грациозное животное! Элик так осторожно переставлял точеные ножки, что казалось, будто он копытцами касается лишь верхушек тонких стеблей. Двигался он совершенно бесшумно. За эликом выбежал детеныш. Спотыкаясь, путаясь в высокой траве, из которой виднелись лишь его ушастая голова да спинка, детеныш еле поспевал за матерью. Выбившись из сил, он ложился отдохнуть и потом снова спешил вдогонку... Я лег под куст, служивший нам убежищем от дождя, и затаил дыхание, боясь вспугнуть козочку и ее милого детеныша.
Авторизованный перевод с киргизского М. Аксакова
