Томечек Яромир
— Гав, — резко залаял маленький живой песик. — Гав, гав!
Песик сердился. Он облизнулся и высунул язык, потому что солнце палило, как раскаленный горн. Конечно, разгар лета! На земле сидели и лежали рабочие лесничества и, чтобы посердить собаку, нарочно задирали Мартина.
А ей, дурочке, было не до шуток: хозяин есть хозяин, руки прочь!
Люди забавлялись волнением животного: то один, то другой нацеливались пальцем на Мартина, словно хотели проколоть этого силача насквозь. Собачка то и дело подскакивала, как пружинка, вот-вот сейчас укусит, но Мартин спокойно говорил:
— Перестань, Волчонок.
И песик усаживался на место, часто дыша, вращая большими темными глазами и тихонько поскуливал. Наконец, мучители устали.
— Волчонок, засмейся! Засмейся, Волчонок! — начали они ласково упрашивать.
Песик скривил мордочку, растянул рот от уха до уха и так часто задышал, что весь затрясся. Он явно смеялся.
— Смотрите-ка, он смеется, Волчонок смеется!
Как будто бы они видели его таким впервые! На самом же деле все это было уже сотни раз.
Собачка ни в чем не напоминала волчонка. Маленькая, огненно-рыжая, она скорее похожа была на молодую лисичку, только хвост держала иначе. Когда она рысцой бежала подле хозяина, хвост ее торчал вверх, как флагшток.
Несколько лет тому назад Мартин проходил по пустому поселку. Люди оставили этот поселок, и он напоминал заколдованную деревню из сказки Андерсена. Он был страшен своей пустынностью. И вдруг к ногам Мартина подкатился живой клубочек. «Откуда в таком безлюдном месте взялся этот лохматый щенок, похожий на меховую домашнюю туфлю?» — удивился Мартин и позвал его за собой. Песик, шатаясь на еще слабых ногах, пошел следом за человеком.
— Где ты поймал этого волка? — смеялись ребята, когда появился Мартин со своим малышом.
И под общий хохот он был назван Волком. С тех пор это имя так и осталось, только Мартин называл его Волчонком. Песик стал любимцем и почти равноправным членом коллектива людей, которые одевали голые склоны гор и ущелья новыми молодыми посадками. Мартин брал его в далекие походы, хотя местные охотники и грозили, что подстрелят эту бестию при первой же возможности. Но это говорилось шутя, они тоже полюбили веселого рыжего песика.
Вот и сегодня Мартин сказал:
— Идем, Волчонок, посмотрим, что делается на той стороне.
Они оставили ребят и пошли вокруг источников Шумящи Десны, поднялись на хребет, прошли вдоль каменистого седла на вершине. Зеленый луг окаймляли старые густые леса. Собачка скакала галопом далеко впереди, и Мартин не мешал ей. Пусть пользуется свободой. На лугу пряно пахла медуница, разноцветные мотыльки садились на ее скромные цветы. Кругом гудели шмели. Мартин любил их бархатистые голоса, и сами они казались ему словно сделанными из коричневого бархата. Он с удовольствием наблюдал, как они своими пушистыми спинками зарывались в цветы. А собачка, заметив, что хозяин любуется шмелями, начала ревновать. Как только какой-нибудь приближался, она яростно щелкала по нему зубами.
Тропинка лентой извивалась посреди хребта и манила: иди, скорей! Волчонок не заставлял себя упрашивать и, топоча, бежал рысцой, только хвост развевался.
Но вдруг песик остановился.
— Гав! — коротким лаем он подал сигнал хозяину: что-то неладно.
Мартин увидел, как собака побежала в глубь леса. «Что ей там понадобилось? — подумал он и прибавил шагу. — Ах, вон оно что». Маленький олененок вышел из-под густого кедра и побрел, покачиваясь на еще слабых ножках. Волчонок вытянул в его сторону свой нос и настороженно принюхивался к чему-то.
Мартин, ладонью заслонив глаза от солнца, с удивлением вглядывался в происходящее. Вдруг что-то большое и тяжелое, как набитый мешок, метнулось и упало на Волчонка.
— Волчонок! — в ужасе закричал Мартин и бросился собаке на помощь.
Леса в этих местах глухие. Под могучими елями буйно разрослись папоротники и крапива. Здесь не рекомендуется оставлять тропинку и углубляться в чащу. Твердые скалы чередуются с сырыми низинами, в которых можно провалиться по колено. Если остановитесь на минутку и тихо постоите, вы услышите, что девственный лес наполнен своей жизнью. Вот раздался шум. В лощинке под вами неизвестно куда, так же как неизвестно откуда, проскочило семейство кабанов: старая матка и молодняк. И олень пройдет с головой, откинутой назад, так как его рога, покрытые бархатной кожей, еще мягки и чувствительны. Потом вдруг что-то промелькнет, словно большое солнечное пятно поднялось с земли и каким-то чудом двинулось кверху. Но это вовсе не пятно. Это красноватая рысь — кровожадный хищник, раздраженно ворча, пробирается по склону.
Так было и сейчас. Она лежала на солнечной поляне среди густых зарослей и дремала, когда крупный олень бежал напролом сквозь чащу и наскочил прямо на нее. Она зашипела, как раскаленное железо в воде, и чуть не бросилась на нарушителя покоя. Однако этот олень был великаном, а рысь однажды уже попробовала оленьих рогов, едва не лишившись при этом глаза. Не лучше ли заняться олененком, маленьким, с шелковой шерстью, — он как раз бежит наверх к горному лугу? Рысь напала на след, и ее бег стал тих, как полет козодоя.
Олененок торопился к горному пастбищу, к сочному клеверу, не догадываясь, что следом скользит хищник, неслышный и неожиданный, как луч солнца. А рысь все приближалась, она уже превратилась в тень настигаемого животного.
Солнце лило на землю фонтан жгучего блеска. На поверхности трав воздух дрожал, как в горячке, и зеленый с золотом и пурпуром ковер трепетал под этим солнечным душем, хотя вокруг не было ни малейшего ветерка. На краю луга, выступив из леса, стоял могучий кедр. В его пышной кроне, в ласковом холодке знойного полдня, прятались птицы.
Олененок остановился в тени кедра, не догадываясь, что враг прячется рядом, в густой зелени разросшихся папоротников, и начал щипать душистые травы.
Рысь следила за ним, чуть высунув щеточки ушей. Обычно у всех зверей самым острым органом чувств является нос, но рысь больше всего надеется на свой слух. Сейчас она изредка поднимала голову, ровно настолько, чтобы глаза оказались над поверхностью листьев папоротника. Чего не мог определить слух, то подтверждало зрение, не менее сильное, особенно ночью. Глаз у рыси был самым острым из всех обитателей леса, самым острым и самым осторожным.
Но, несмотря на всю осторожность, птицы, прячущиеся в кроне кедра, отлично видели ее, так же как и олененка, беззаботно завтракающего сочным клевером, и огненного песика, похожего на лисичку, который появился на лугу.
Первыми заволновались маленькие птички — корольки. Вообще они по малейшему поводу поднимали крик, и поэтому синицы сначала отнеслись к панике с недоверием. А корольки продолжали волноваться, и их щебетанье было похоже на позванивание колокольчиков вереска или звон мелкой мишуры. Наконец, когда корольки были уже вне себя от крика, синицы начали осматриваться: что случилось?
Рысь опять спрятала голову, остались только щеточки ушей, и они были совсем незаметны, но зато птицы увидели на опушке леса человека с топором, шагающего вслед за собакой.
Олененок нашел душистую медуницу и не обращал никакого внимания на тревожный шум птиц. Вот они вскрикнули в один голос и поднялись на самую верхушку кедра.
— Беги, беги, — закричали они олененку.
Он поднял мордочку, в которой торчал клок травы, и увидел только рыжего песика, от которого, конечно, нельзя было ждать ничего опасного. Олененок замер, словно сделанный из камня, и наблюдал за собакой. Вдруг он услышал сзади какой-то тупой удар. Олененок вздрогнул, хотел обернуться, но в это время на него свалилась страшная тяжесть и придавила к земле.
Это рысь, оставив прикрытие папоротников, ринулась на добычу — тихая, как злой дух. Птицы взлетели и понеслись к дальним деревьям. Их крылья зафырчали, как мельница.
Собачка на тропинке остановилась и посмотрела в сторону кедра. Она увидела, как большой красноватый зверь прыгнул и прижал к земле олененка.
— Гав! — залаял песик и понесся к кедру.
Рысь оглянулась. Пораженная, она секунду смотрела на мчащегося пса, затем, легко вскочив на кедр, скрылась в густой кроне. Олененок, пошатываясь, убегал в чащу кустов. Рысь пристально смотрела из ветвей вниз, на маленького пса. Но ведь он не больше паршивой лисы! И этот ублюдок лишил ее добычи! В бешенстве она ринулась на него сверху, рассчитывая впиться своей страшной челюстью в его шею. Но лисица словно превратилась в блоху. Где только что была голова, вдруг оказалась спина. И, ловко вывернувшись, песик со всей силой вцепился зубами в пах рыси. В это время раздался топот и появился человек с топором в руках.
Плохо, очень плохо! Единственный враг рыси — это человек с оружием.
Скорее прочь! Рысь кинулась в лес. Но как бежать? Странный лисенок буквально висел на ней, вцепившись в пах. Она хотела отшвырнуть его, но где там! Он вцепился еще сильнее. Человеческий топот раздавался уже совсем близко, он настигал ее. Скорее, скорей! Рысь мчалась в чаще папоротников, таща за собой пса.
— Волчонок, Волчонок! — кричал Мартин, стараясь догнать хищника. — Волчонок, сюда! Поди сюда!
Наконец, она сделала два отчаянных рывка и ценой мучительно разорванного паха сбросила его с себя.
Собака услышала зов только тогда, когда оказалась сброшенной на землю. Все же она не побежала к хозяину, а, вскочив, смотрела в ту сторону, куда, как ветер, умчалась рысь. Очень хотелось броситься за ней следом.
— Волчонок!
Они возвращались из леса несколько необычно. Хозяин нес собаку на руках, то и дело поворачивая и рассматривая, нет ли еще повреждений. Он искренне удивлялся, что это рискованное приключение обошлось без серьезных ран. Что для собаки две царапины, правда, довольно большие, но они скоро заживут!
На открытом лугу песик не дал себя нести и соскочил на землю. Он шел рядом с хозяином и лишь по временам останавливался и лизал царапины.
«Бедные малыши, — с жалостью посматривал на него Мартин, вспоминая при этом и олененка. — Что делать, таков уж закон в этом мире: сильный всегда берет верх над слабым». Подумав это, Мартин вдруг остановился от внезапно пришедшей ему новой мысли. Он смотрел на собачку и представил себе грозную рысь. «Да, более сильный берет верх над слабым, но бывают исключения».
Солнечные лучи заливали горы ярким светом. Летали шмели. Один из них кружился совсем близко и гудел мягким бархатным голосом. Мартин ласково взглянул на него, и тут же ревнивый песик сердито щелкнул зубами.
Мартин хотел окликнуть: «Волчонок», — но запнулся.
— Волк! — позвал он его.
Пусть у этого щенка внешность лисенка, но в нем бьется сердце льва. А мужественное сердце всегда оказывается сильнее грубой силы.
Перевели с чешского В. Потемкина и Л. Мостовая
