Зворыкин Николай Анатольевич
По лосю
В мелколесье, перемежающемся с высокоствольными осиново-еловыми островами, обложено было несколько лосей — два быка и две коровы.
Я стал на номере между двумя грядами молодого смешанного леса; слева шла узенькая прогалина, а справа, уже за пределами оклада, начиналась широкая часть, упиравшаяся в сосновое моховое болото.
Это было давно. В то время еще можно было стрелять лосей, но только быков. У меня было при себе два ружья: дробовая двустволка, которая обычно служила мне на всех охотах, и дульный штуцер. Последний я прислонил рядом с собой к дереву, чтобы воспользоваться им на случай прорыва лосей на большую поляну справа, т. е. для дальнего выстрела.
По сезону быки могли уже сбросить рога. Поэтому надо было непременно различить пол по сложению и поведению зверя. Бык обычно держит голову гордо; она менее тяжела, чем у коровы; грудь опущена ниже; переход от ребер к брюху поднимается резче; брюхо подтянуто к почкам. От этого бык имеет вид несколько поджарый; вся колодка его сбита плотнее и короче.
Лоси не выходили. Но вдруг среди томительной тишины я услышал характерный треск сушняка при прохождении крупного зверя.
Высоко подняв безрогую голову, лось на галопе появился из стенки леса шагах в тридцати от меня. По всем признакам это был самец. Я вскинул ружье, направляя выстрел в шею. Пробежав несколько шагов, лось упал замертво. Это был бык.
Между тем, с противоположного правого фланга послышался крик флангового, свидетельствующий о прорыве лосей. Вскоре на полянку с правой стороны плавной иноходью выбежали две коровы, а за ними бык. Расстояние от меня до животных равнялось приблизительно тремстам шагам. Я взял штуцер и вышел из-за прикрытия. Лоси в это время остановились и глядели в мою сторону. Я поднял последний прицельный щиток и нацелился, но стрелять не собирался. Бык, стоявший до того в пол-оборота ко мне, внезапно повернулся и, мотая головой, пошел на рысях ко мне. Но коровы, продолжая свой путь к болоту, увлекли за собой быка. В это время мне захотелось выстрелить. Дистанция была свыше трехсот шагов. Я тщательно выцелил. Щелкнул выстрел. Сначала бык, потом шедшие впереди коровы перешли на галоп и скрылись в сосновом болоте. Я пошел по следам. Лось двигался нормально, впрочем, иного я и не ожидал. Приблизившись к редколесью, я удивленно остановился: шагах в ста пятидесяти лежал лось-бык.
Изгородь на пути волка
Мне часто случалось видеть, как волк прыгает через изгородь. Некоторые охотники полагают, что расположение изгороди впереди номера может сбить волка с его хода. Такое мнение совершенно неосновательно.
Однажды мне удалось видеть, как крупный волк-одиночка, идя на широких махах из-под гона, перемахнул через очень высокую изгородь, даже не сбавив хода.
В другой раз несколько левее моего номера в окладе была изгородь. Не поворачивая головы, я напряженно вглядывался то в редколесье, находившееся передо мною, то на изгородь и смешанное за ней мелколесье. Вдруг я увидел, как за изгородью с деревьев начал падать снег. День был тихий, пасмурный; стоял ровный небольшой мороз. В такую погоду снежная навись обычно падает редко. Не успела мелькнуть эта мысль, как через изгородь, шагах в двадцати пяти от меня, пластично перевалился волк и без задержки на приседание при прыжке слитно перешел на рысь.
Если проходящая на пути волка изгородь не влияет на избранный им ход, то на лисицу она иногда оказывает влияние. Лисица, пользуясь прикрытием изгороди и снежными наметами, следует некоторое время, как русак, вдоль частокола.
Редкая берлога
В конце февраля стояла мягкая погода. Шел снег. На горизонте за большим озером мутно виднелась длинная полоса леса, по направлению к которому мы ехали на медвежью берлогу.
Сани, наконец, остановились на лесной дороге. Кругом раскинулись большие площади смешанного леса, состоящего преимущественно из ели, березы и осины. В некоторых местах хвойный подрост стоял густой щетиной.
Мы встали на лыжи. По словам проводника, до берлоги было не больше полукилометра. Идти пришлось довольно густым ельником. По слою пухлого снега лыжи скользили ходко и почти бесшумно. Спустя полчаса проводник указал мне на белевшую сквозь редколесья поляну и на видневшийся на противоположном краю ее пень, под которым, по его объяснению, была расположена берлога.
Приготовив ружье, я подвинулся к последнему ряду деревьев. За полянкой шла полукругом плотная заросль молодого ельника; под опушкой стоял пень с нахлобученной слоистой шапкой снега; у подножья пня находилась яма, глубиной и формой походившая на ванну. Это углубление было подернуто густой черно-бурой щетиной медвежьего меха. Медведь, вытянув шею, лежал неподвижно на животе.
Снег продолжал падать. Я сделал фотографический снимок берлоги. Медведь, несомненно, почуял нас — это было заметно по его плотно прижатым ушам. Я стоял у последнего дерева перед поляной, шагах в двадцати от берлоги. Совершенно открытая, она давала возможность видеть скрытую зимнюю жизнь медведя во всех деталях его оригинального жилища.
Вдруг на спине медведя появился медвежонок, затем — другой. Медвежата затеяли возню. Один из них, с широкой головой, был покрыт буроватой шерстью, у другого шерсть была потемнее; по узкому лбу и острой морде я узнал самку.
У меня исчезло всякое желание разорять это медвежье гнездо. Казалось совершенно бесполезным убить целую семью зверей, не причиняющих в этой местности никакого вреда.
Снег шел, но шерсть медведицы, несмотря на открытую берлогу, не была запорошена. По-видимому, это объяснялось удачным расположением берлоги по отношению к дующим ветрам.
Медвежата играли. Но мать теперь еще плотнее прижала уши, боясь за жизнь своих легкомысленных детей. Это беспокойство медведицы после появления на ее спине медвежат выражалось очень ясно: голова была совершенно неподвижна, на холке и спине опустилась шерсть.
Иногда медвежата на короткое время скрывались. Тогда медведица казалась менее взволнованной. При появлении медвежат голова ее неподвижно застывала, уши врастали в виски и точно какой-то ток проходил по хребту от холки.
Временами мне казалось, что медведица вот-вот мягким русачьим прыжком мигом вылетит из ямы и скроется в чаще. Она бы совершила этот прыжок, если бы я продвинулся вперед хотя бы на один шаг.
Я долго стоял неподвижно, наблюдая за возней медвежат. Охотничья страсть превозмогла: я все же решил стрелять. И когда медвежата скрылись, я вскинул ружье.
После выстрела осиротевшие медвежата не показывались. Мы вытащили их из берлоги и завернули в шубу.
Они долго жили вместе со мной, часто сопровождая меня по лесам и полям вместе с моими собаками.
Неосторожность зверя
Зверь, привыкший к безопасности и тишине, передвигается к определенной цели очень часто без настороженности; на вольном ходу чутье и слух отдыхают; мало обострено и зрение. Но лишь только появится возбуждающая причина, как слух, зрение и чутье сейчас же резко обостряются.
Ненапуганный зверь идет из-под гона, все время прислушиваясь к голосам загонщиков. Он часто оборачивается, так как большое расстояние до загонщиков не нагоняет на него страха. Случалось, что зверь очень спокойно, даже лениво, удалялся от встреченных им дроворубов.
Однажды, выслеживая лисицу, мы увидели волка, шедшего по холмистому полю, в некоторых местах покрытому кустарниками. Волк шел в несколько сотен шагов от дороги. Вскинув голову и поглядев на нас, он понуро продолжал путь. Мороз был силен, полозья саней скрипели. Перебравшись на ходу на запятки, я соскочил на незначительный заслон у надежного перехода в нескольких шагах от дороги. Волк приближался. Он не предпринимал как будто никаких мер предосторожности — не осматривал путь, не приостанавливался. По-видимому, он руководствовался только слухом, а слух говорил ему, что сани с людьми продолжают удаляться. Волк находился так близко от меня, что уйти от смертоносного выстрела ему не удалось бы, но я не стрелял. Я только рассматривал этого крупного зверя. Он имел вид голодного зверя, идущего к определенной далекой цели. Одно ухо было наклонно насторожено в сторону удаляющихся саней, другое поставлено обычно — так иногда бодрствует во время отдыха слух собаки. Я подождал, когда он ступит на дорогу, и выстрелил.
В следующий раз в конце тихого морозного яркого дня, когда снежная навись на деревьях нежно отражала малиновый закат, я стоял около поля в группе можжевеловых кустов на лисьих переходах в надежде поохотиться на лисицу скрадом. Вскоре я увидел бежавшую по полю лису. Она медленно приближалась к можжевеловым кустам, делая свойственные ей обходы, тычки и повороты под прямым углом, стараясь обнаружить мышей. Внезапно она два раза энергично и быстро подскочила; вероятно, она увидела мышь, бежавшую по поверхности снега.
Кажется, лисица поймала ее: ничуть не задерживаясь, она продолжала путь к можжевельникам. В красных лучах заката лисица казалась вишневой. Подбежав к крайнему кусту, она обошла его кругом, осмотрела и стала есть можжевеловые ягоды.
(Печатается по изданию: «Боец-охотник». — 1936. — № 11.)
