Егоров Олег Алексеевич
Одним из самых выдающихся деятелей отечественного охотоведения в первое десятилетие Советской России был Д. К. Соловьев. Оценивая все сделанное им, можно без всякого преувеличения сказать, что Дмитрий Константинович стал подлинным духовным преемником основоположника отечественной школы научного охотоведения А.
А. Силантьева, завершив многое из задуманного и начатого учителем.
Д.К. Соловьев
Д. К. Соловьев родился 3 (16) ноября 1886 г. (Все даты в тексте до 25 октября (7 ноября) 1917 года даны по старому стилю.) в Петербурге. Его дед, Матвей Соловьев, крепостной Строгановых, в тридцатых годах XIX века пришел в Петербург, разбогател и выкупился на волю. В Петербурге он выстроил два доходных дома на Английском проспекте, в одном из которых (№ 34) и проживала многочисленная семья Соловьевых. (Сведения семейного характера сообщены племянницей Д. К. Соловьева Н. Ю. Яковлевой.) Отец, Константин Матвеевич, по образованию инженер-технолог, был Правителем дел Комитета по техническим делам при отделе Промышленных учреждений Министерства Финансов. (ЦГИА СПб, ф. 14, оп. 3, ед. хр. 51156, связка № 2474, л. 12.) Мать, Вера Семеновна, окончившая Высшие женские курсы, нашла свое призвание в общественной деятельности, работая в бесплатных школах для рабочих.
Отец, естественно, хотел видеть своего сына инженером, а потому и определил его в Тенишевское реальное училище. В 1902 г. Соловьев перешел в одно из лучших частных учебных заведений Петербурга, реальное училище К. Мая (учебное заведение Карла Мая состояло из двух школ: классической гимназии и реального училища.), которое и окончил в 1905 г. Выбор среднего учебного заведения и предопределял, в общем-то, дальнейший жизненный путь ученика. Реальные училища ориентировали учащихся на получение технических специальностей, готовя для поступления в высшие технические учебные заведения империи. Однако Дмитрий Константинович не пошел по стезе отца и осенью этого же года поступил в Петербургский университет. Сначала вольнослушателем, а затем, после сдачи экзамена по латинскому языку (Латинский и греческий языки в реальных училищах не проходились, т. к. эти учебные заведения ориентировались на подготовку учеников, поступавших впоследствии в технические вузы. Для поступления в университет требовалось обязательное знание латинского и греческого языков, которые преподавались в классических гимназиях.), осенью 1907 г. был зачислен в число студентов университета на естественнонаучное отделение физико-математического факультета по биологическому разряду. (Сведения взяты из личного дела студента Соловьева. ЦГИА СПб, ф. 14, опись 3, ед. хр. 51156.)
Этот выбор жизненного пути оказался далеко не случаен. С отроческих лет Дмитрий Константинович страстно увлекся охотой. Родители уступили напору охотничьей страсти сына и в 14 лет подарили ему охотничье ружье и щенка пойнтера. Живой и подвижный юноша отнюдь не обременял себя учебой и все свободное время, и не только, проводил на охоте в Лужском уезде Петербургской губернии, где у Соловьевых была дача. К этому времени относится и первое выступление Дмитрия Константиновича в печати. В 1903 г. в «Охотничьей газете» появилась его заметка «Из записной книжки охотника» (№ 37/38.), в которой описывалась охота в Лужском уезде. Учился Дмитрий Константинович, судя по его аттестатам, не блестяще, с тройки на четверку, да и поведения был отнюдь не примерного. Но именно беззаветная любовь к охоте и определила интерес мальчика к изучению биологии и географии. Впечатлительный юноша, читавший запоем книги Н. М. Пржевальского, грезил путешествиями.
В 1908 г. Соловьев принял участие в качестве препаратора зоологических коллекций в научной экспедиции профессора В. В. Сапожникова по северо-западной Монголии. Результатом этой поездки стал переход Соловьева осенью 1908 г. в географическую группу. Дмитрий Константинович четко определился с выбором круга своих исследовательских интересов. Уже самым внимательным образом он слушал цикл лекций и активно участвовал в семинарах по сравнительной этнографии, методике географических исследований и географии животных. Последние два курса лекций читал известный русский зоолог, в будущем директор Зоологического музея и член-корреспондент АН, А. А. Бялыницкий-Бируля. Знакомство с Андреем Алексеевичем впоследствии сыграло решающую роль в выборе Соловьевым специальности охотоведа.
В следующем, 1909 году Соловьев принял участие в качестве помощника почвоведа в экспедиции Переселенческого управления в Восточное Заангарье (Енисейская губерния). Об этой поездке в Сибирь Дмитрий Константинович написал небольшой охотничий очерк «В тайге». («Наша Охота». — 1911. — № 10.)
А уже в начале 1910 г. Соловьев задумал совершить самостоятельную этнографическую экспедицию на Дальний Восток. Дмитрий Константинович сумел заинтересовать своей экспедицией Этнографический отдел Русского музея и получил от него удостоверение, дававшее ряд льгот. Например, значительную скидку на проезд и провоз багажа на поездах и пароходах; а также кредит от музея на приобретение этнографических материалов, которые целиком должны были поступить в собственность Этнографического отдела. В архивах Государственного музея этнографии (ГМЭ) сохранился подробный отчет Соловьева об этой экспедиции. (ГМЭ народов СССР, ф. 1, опись 2, ед. хр. 604.)
Выехав в мае из Владивостока, Дмитрий Константинович проплыл по Уссури и Амуру, посещая все инородческие поселения. Затем побывал на Сахалине, оттуда переехал в Императорскую Гавань (ныне Советская) и вновь вернулся на Уссури с посещением Маньчжурии. За три месяца работы он собрал больше тысячи предметов, которыми пользовались в своем обиходе народности, населявшие юг Дальнего Востока. Надо сказать, что таких крупных поступлений, да еще собранных в столь короткий срок, от одного человека в фонды ГМЭ больше не поступало. К тому же среди собранного было немало предметов, которых до и после Соловьева никому не удавалось получить.
Деревянные изображения духов, покровителей охоты у манегров
Помощь Соловьеву в экспедиции оказал небезызвестный исследователь Дальнего Востока Владимир Клавдиевич Арсеньев. Он помог разрешить Дмитрию Константиновичу ряд организационных вопросов. В частности, найти надежных помощников, т. к. путешествие по Дальнему Востоку представляло тогда отнюдь не увеселительную прогулку. «А людей надо надежных, т. к. сильно шалят хунхузы, да и русскому населению пальца в рот не клади», — писал в одном из писем Дмитрий Константинович. (ГМЭ народов СССР, ф. 1, опись 2, ед. хр. 604.) Личное знакомство Соловьева с Арсеньевым переросло в близкую дружбу. По воспоминаниям племянницы Соловьева Н. Ю. Яковлевой, в свои приезды в Петроград-Ленинград в 20-е гг. Владимир Клавдиевич неизменно останавливался в большой, еще дедовской квартире Соловьева, освобожденной новой властью от уплотнения, в доме № 34 по Английскому проспекту.
Из дальневосточной экспедиции Дмитрий Константинович вернулся кружным, морским путем. Это путешествие заняло у него три месяца. Он побывал во многих странах Азии и везде охотился. Об этом путешествии Дмитрий Константинович написал большой очерк «Вокруг Азии», который, к сожалению, так и не увидел свет. Только небольшой, изумительный по своей занимательности и живости изложения очерк был опубликован в 1911 году в петербургском журнале «Наша охота» (№№ 5 и 6) под названием «В джунглях Цейлона». В нем были описаны четыре (5—8 ноября) наиболее удачных дня охоты Дмитрия Константиновича, когда одним из его трофеев стал слон. Замечателен конец этого очерка, как нельзя лучше характеризующий Соловьева-охотника: «В заключение же скажу: как ни хороша охота на Цейлоне, как ни соблазнительны слоны, буйволы и крокодилы, но все же я не променял бы окончательно эту роскошную тропическую природу и этих, волнующих кровь охотника, чудных зверей на наши леса и луга, весенние, тоскующие ночи, всю поэзию тяги и токов, наш зимний лес, засыпанный снегом, и косматого властелина тайги — медведя, когда он, бороздя снег, идет на номер, к охотнику. Мне дорога родная природа, родная охота, и никакие далекие края не заставят меня забыть о них...» («Наша Охота». — 1911. — № 6).
Шаман у ольчей
В мае-сентябре 1911 г. Соловьев совершил новую этнографическую экспедицию, в этот раз на Север — побывал на Кольском полуострове, где изучал быт кочевых саамов. Он пересек весь Кольский полуостров, пройдя от Кандалакши по системе Имандра-Кола до острова Кильдин.
В мае 1912 г. Соловьев окончил университет по первому разряду, представив дипломную работу «Гольды», основанную на материалах его дальневосточной экспедиции.
Сразу же он поступил на службу в Департамент земледелия, и в 1913 г. совершил еще одну продолжительную этнографическую экспедицию на Амур, где изучал охотничье племя манегров. Поздней осенью этого же года Дмитрий Константинович вновь посетил Уссурийский край, где поохотился на кабанов и тигров.
Изучая малые народности России, Дмитрий Константинович как охотник, естественно, не мог пройти мимо их основного занятия — охоты и рыболовства. Он детально познакомился с охотничьими промыслами Европейского Севера, Сибири и Дальнего Востока. Как результат — глубокий интерес к состоянию промысловой охоты. В это время в Департаменте земледелия, в котором Соловьев начал свою службу, было организовано специальное Делопроизводство по охоте (1911), в 1914 г. преобразованное в Отдел охоты. В компетенцию нового делопроизводства как раз входило изучение и поддержка промысловой охоты в России. Соловьев окончательно определяет свой жизненный путь — научное охотоведение. Знания и энтузиазм молодого специалиста не могли не оказаться не замеченными в Департаменте, тем более что охотоведение было делом совершенно новым, и ощущалась острая нехватка в подготовленных специалистах для новой отрасли. Уже в начале 1914 г. Дмитрий Константинович, по рекомендации А. А. Бялыницкого-Бирули, курировавшего биологические исследования отдела, был назначен Старшим специалистом по промысловой охоте в Отдел охоты Департамента земледелия. В лице Соловьева отдел приобрел не просто энергичного сотрудника и отличного полевика, но и блестящего знатока жизни малых охотничьих народностей Российской империи.
Взгляды нового сотрудника на охотничье дело, его изучение и развитие, на охрану животного мира, а также на ближайшие задачи государства в организации, поддержании и охране охотничьего промысла и охотничьих животных оказались весьма созвучными идеям Силантьева. В лице Соловьева Анатолий Алексеевич приобрел одного из самых близких и преданных учеников.
Делопроизводство по охоте, помимо ряда текущих задач, при ближайшем участии А. А. Силантьева, Н. А. Смирнова и А. А. Бялыницкого- Бирули с 1912 г. приступило к разработке общего плана обследования охотничьих промыслов России и создания специальных заповедников. В первую очередь намечались специальные соболиные заповедники ввиду того, что положение с соболиным промыслом в России стало угрожающим настолько, что с 1913 г. последовал запрет добычи соболя на три года. А по окончании этого срока он был продлен и на следующие три года.
Лопарская вежа
Первый опыт по обследованию соболиного промысла и создания проекта соболиного заповедника на Северном Урале был осуществлен в 1912 году одним из учеников Силантьева В. И. Белоусовым. Подробный отчет об этом обследовании вышел в 1915 г. в «Материалах к познанию русского охотничьего дела». (Белоусов В. И. Опыт обследования соболиного промысла и промысловой охоты вообще в Чердынском и Верхотурском уездах Пермской губернии. — Пг.: 1915// Материалы к познанию русского охотничьего дела. Вып. VII.)
После выяснения в общих чертах состояния соболиного промысла Отделом охоты были организованы три крупные экспедиции: на юг Енисейской губернии в Саяны, в Забайкалье и на Камчатку. По замечанию Соловьева: «Экспедиции эти... по масштабам своим, научному подходу к делу и чисто промыслово-хозяйственному уклону, являлись начинаниями единственными в своем роде не только у нас, но и за границей». (Первую (Баргузинскую) экспедицию возглавил Г. Г. Доппельмаир, третью (Камчатскую) — С. В. Керцелли. Общее научное руководство экспедицией осуществлял А. А. Бялыницкий-Бируля.)
Руководителем Саянской экспедиции был назначен Соловьев. Несмотря на все трудности, усилившиеся начавшейся войной, экспедиция с успехом справилась со своей задачей, проработав около 20 месяцев (с июля 1914 г.). В феврале 1917 г. «Труды» экспедиции были подготовлены к печати. Однако увидели свет они только в 1920 г.
Экспедиция много дала Дмитрию Константиновичу. Здесь он окончательно сформировался как охотовед, получил широкое признание и известность. В эти последние предреволюционные годы в различных охотничьих журналах появлялись его статьи с разъяснениями о значении и результатах охраны соболя и создании охотничьих заповедников. Соловьев одним из первых в России разработал теоретические основы заповедного дела и классификацию охраняемых территорий. В 1918 г. в X выпуске, завершавшем 1-й том «Материалов к познанию русского охотничьего дела», вышла его работа — «Организации, способствующие охране природы».
Сейчас, спустя почти век, хорошо видно, как далеко вперед глядел Дмитрий Константинович. В подтверждение этой мысли можно привести такие его слова: «Все в жизни меняется, одни формы жизни сменяют другие, и облик земли под влиянием человека теряет девственную прелесть чуть ли не с каждым годом. Пускай чисто экономические причины побудили принять меры к сохранению в нетронутом виде некоторых уголков земли; думается, что в отдаленном будущем эти “памятники природы” будут занимать не последнее место в ряду ценностей человеческой жизни». («Наша Охота». — 1917. — № 6.)
И лучшим памятником Соловьеву является сеть заповедников России, у истоков которых он стоял.
Д.К. Соловьев с убитым изюбрем-пантачом на солонцах во время Саянской экспедиции
Исходя из опыта работы Саянской экспедиции, Соловьев полностью поддержал Силантьева в его споре с учеными Академии наук Н. А. Смирновым и А. А. Бялыницким-Бирулей, настаивавших на приоритете биологических исследований в работе соболиных экспедиций. Только при узкопрактическом направлении работ охотничьих экспедиций, т. е. в первую очередь естественноисторическом и статистико-экономическом обследовании районов охотничьего промысла, можно было, по мнению Соловьева, получить быстрый и в полной мере объективный ответ на вопрос: что делать государству, чтобы поддержать охотничий промысел и сохранить охотничью фауну. Основываясь на этой идее, в конце 1916 г. Дмитрий Константинович представил на одном из совещаний в Отделе охоты свой доклад «Обследование охотничьего промысла в России», а также разработал подробный проект ближайших мероприятий по упорядочению охотничьего дела в России. (Соловьев Д. К. Проект ближайших мероприятий по упорядочению охотничьего дела в России //Охотничий Вестник. — 1917. — № 3.)
Русские промышленники с р. Ангары. Фото Д. К. Соловьева
Намечавшиеся Отделом охоты мероприятия по обследованию и поддержанию охотничьих промыслов, а также по созданию государственных охотничьих заповедников, были обеспечены реальными финансовыми ресурсами, т. к. еще в 1915 г. постановлением Государственной Думы в распоряжение отдела был передан так называемый «Охотничий капитал», образовавшийся на счетах Государственного казначейства из трехрублевых отчислений за выборку охотниками охотничьих свидетельств согласно закона об охоте 1892 г. Капитал этот к 1915 г. составлял довольно внушительную сумму (более 3 миллионов рублей), и до передачи в ведение Отдела охоты никуда не расходовался, т. к. предназначался именно на развитие охотничьего хозяйства Империи. Однако последовавший революционный год внес неизбежные коррективы во всю работу охотничьего ведомства.
Февральская революция 1917 г., упразднившая монархию в России, не затронула саму государственную машину Империи. Отдел охоты земельного департамента Министерства земледелия продолжал заниматься обследованием охотничьего промысла и созданием охотничьих заповедников, а также подготовкой нового проекта Закона об охоте, хотя начавшаяся девальвация российского рубля уже начала менять планы охотничьего ведомства в сторону их сокращения. Четвертая экспедиция, намечавшаяся в 1917 г. для обследования Уссурийского края и создания там первого соболиного заповедника, так и не приступила к работе.
А через короткое время в результате Октябрьского переворота 1917 года к власти в стране пришла партия большевиков, провозгласившая отмену частной собственности на землю и основные средства производства с последующей их национализацией, что неизбежно способствовало изменению всего векового уклада Российской империи. Обрушился рубль и вся старая финансовая система. Начал преобразовываться и весь старый государственный аппарат. Только-только возникшее охотничье ведомство, лишившись финансирования, было упразднено. Вместо него в составе Ученого комитета Наркомата земледелия (НКЗ) было организовано специальное научно-исследовательское учреждение под названием «Подотдел промыслово-охотничьих, вредных и полезных зверей и птиц», в котором нашли свое временное прибежище все старые специалисты бывшего Отдела охоты. Соловьев был назначен Старшим ассистентом по промысловой охоте этого подотдела. Надо заметить, что вся работа этого подотдела заключалась в писании многочисленных проектов, отчетов и докладных записок, т. к. никаких денег ни для каких работ не выделялось. В частности, было полностью прекращено финансирование созданных в 1916 г. Баргузинского и Саянского государственных заповедников и охотничье-промысловых хозяйств при них. Да и сотрудники этого отдела получали лишь скудный паек да мандат, немного защищавший их от произвола размножившихся различных революционных организаций и ведомств.
В эти самые трудные пореволюционные годы, в годы разрухи и голода, гражданской войны и военного коммунизма именно личностные качества Соловьева, этого сильного духом человека, умевшего не только отстаивать свою правоту и убеждать, но и находить выход из самых безвыходных ситуаций, умевшего пойти на компромисс, договариваться с новой властью в прямом смысле слова помогли спасти жизнь многих старых специалистов Отдела охоты и бывших царских и частновладельческих егерей. В 1918—19 гг. Соловьев входил в состав коллегии Секции охоты при Петросовнархозе, а также возглавлял там Отдел истребления хищников. В обмен на обязательства поставки мясо-дичной и пушной продукции для петроградских властей и армии Соловьев вместе с тогдашними руководителями Петроградского союза охотников (ПСО). С декабря 1918 года Северный союз охотников; с марта 1919 года Всероссийский (ВСО); с августа 1921 года Всероссийский производственный союз охотников (ВПСО). В. П. Валентиновым и Н. Ф. Богацким сумели добиться исключительного права для Союза на все национализированное имущество охотничьих магазинов, а также частных охотничьих собраний, библиотек и т. п. Кроме того, все члены ПСО, продекларировавшего свою лояльность к новой власти, получили самое главное право — право на владение охотничьим оружием и на охоту, что в условиях объявленного властью красного террора было безусловной привилегией. В это время новой власти было еще не до чистки рядов ПСО от так называемых «буржуазных элементов», поэтому Союз в те годы явился спасением для многих «бывших», позволив им не только иметь охотничье оружие и получать от Союза боеприпасы, но и просто не умереть с голоду, благодаря самой возможности охотиться.
В охотничьи бригады, организованные для поставки мясо-дичной продукции и для борьбы с хищными зверями, вошли не только бывшие егеря, но и многие охотники. Некоторые из членов этих бригад, до этого мобилизованные в Красную армию, были отозваны с фронта, а другие получили освобождение от мобилизации. Решение собственной продовольственной проблемы для петроградской верхушки было не менее важной задачей, чем борьба с контрреволюцией. Создание же в Наркомате земледелия специального Подотдела промыслово-охотничьих, вредных и полезных зверей и птиц не только обеспечило их пайком и определенным социальным статусом в новом государстве, но и позволило им как ценным спецам, получить мандаты на владение оружием и право охоты, а также мандаты, защитившие их квартиры от уплотнения, а имущество от национализации.
Еще в начале 1918 г. ПСО постановил организовать при союзе Научно-просветительный отдел (НПО) и издавать собственный журнал. Заведовать НПО и редактировать журнал пригласили Силантьева. Однако Анатолий Алексеевич в марте 1918 г. скончался, так и не приступив к исполнению редакторских обязанностей. Тогда на это место был приглашен Соловьев. В июле 1918 г. Дмитрий Константинович был избран и в Центральный исполнительный комитет ПСО и принял самое деятельное участие в работе Союза, возглавив Комиссию по выработке законопроекта об охоте.
ПСО предполагал назвать намечавшийся к выпуску журнал «Вольная охота». Такое название можно было легко трактовать, как призыв к браконьерству. Оно не устраивало Дмитрия Константиновича, и условием для принятия предложенной ему должности он поставил изменение названия журнала на «Охота для всех». Название журнала стало и его лозунгом. 1 июня 1918 г. вышел первый номер журнала.
Журнал сыграл важную роль в деле объединения русских охотников во Всероссийский союз охотников. Его издавали в неимоверно тяжелых условиях: гражданская война, разруха, кризис полиграфической и бумажной промышленности. Два раза он менял название, несколько раз форму, два раза выходил всего по одному выпуску в год. Но все же тираж его все годы составлял 5 тыс. экземпляров и рассылался по всем отделам ВСО. Прекратил свое существование журнал лишь в начале 1924 года, тогда он назывался «Охотничье дело».
Огромную роль в деле просвещения охотников сыграл и Научно-просветительный отдел ВСО, который часто состоял всего из двух человек — заведующего и секретаря. Вот один из примеров его деятельности: «Студенческий кружок любителей природы и охоты Петровской сельскохозяйственной академии встретил в лице Д. К. Соловьева неизмеримую поддержку в своих начинаниях. Задача кружка — изучение охотничьего дела и подготовка работников в этой области — тесно соприкасалась с целями Научно-просветительного отдела, и Дмитрий Константинович поддержал кружок, указав на правильное направление его деятельности. Дмитрий Константинович снабжал кружок литературой, и библиотека наша обязана ему своим расширением; он помогал кружку советами при организации курсов охотоведения и согласился сам читать на курсах», — писали кружковцы в честь пятилетия НПО. («Охотничье дело». — 1923. — № 6/7.) Единогласным решением членов кружка Дмитрий Константинович был избран его почетным членом.
С 1918 по 1923 г. Научно-просветительный отдел издал 32 книги и брошюры и один плакат. Среди них научные труды по охотоведению и звероводству, труды первых трех охотничьих съездов ВСО. Во всем этом огромная заслуга его заведующего.
С окончания острой фазы Гражданской войны власть обратила пристальное внимание и на ВСО, весьма подозрительную общественную организацию, мало того что хорошо вооруженную, но и в руководстве своем, состоящем из значительной прослойки «бывших». Начался накат на ВСО в партийной печати под лозунгами выгнать всех «недобитков, окопавшихся в Союзе охотников», а также с указанием на то, что в этой организации нет «коммунистической фракции». Уже на первом съезде ВСО, состоявшемся в конце июня — начале июля 1920 г., в составе делегатов была организована фракция коммунистов и выступивший от ее лица балтийский матрос Г. А. Клемент заявил: «...всем вам ясно, что наш Союз может быть только тогда сильной, мощной организацией, когда товарищи-коммунисты будут повсюду организовывать свои партийные ячейки. Только тогда наш Союз сможет приобрести определенную политическую физиономию, только тогда мы сможем громко заявлять о наших нуждах, о болезнях, которыми мы болеем, и ждать определенной помощи от государства». (Труды первого съезда ВСО в Петрограде (26 июня — 3 июля 1920 года). — [Пг]: 1921. — С. 68.) Правда в этот раз, хотя коммунисты и провели в ЦИК ВСО ряд своих кандидатур, все же в целом Союз остался под беспартийным руководством. Тем не менее, осознавая, что время изменилось безвозвратно, из руководства Союза навсегда ушел его бессменный председатель с момента организации в 1918 г. В. П. Валентинов, много сделавший для его существования в тех непростых условиях. А уже через короткое время Союз перешел под контроль коммунистической фракции. Возглавил его коммунист А. А. Смирнов. В ЦК ВПСО произошел неизбежный раскол во взглядах на пути дальнейшего развития и функционирования Союза, и Соловьев в 1923 г. вышел из состава ЦК. (Вместе с С. А. Бутурлиным и В. Ф. Богацким.)
Больше никакого участия в общественной жизни охотников Дмитрий Константинович не принимал, но то, что было им сделано для русской охоты в эпоху военного коммунизма, уже достаточно, чтобы навсегда сохранить его имя как одного из активнейших создателей современного Союза охотников.
Чуть раньше, в 1922 г., с переходом страны к Новой экономической политике, было реформировано правительство, в том числе и Наркомат земледелия, в котором был ликвидирован Подотдел промыслово-охотничьих, вредных и полезных зверей и птиц.
В связи с этим 5 сентября 1923 г. в Москве собралось «Частное совещание группы лиц, интересующихся положением охотничьего хозяйства и пушной промышленности в СССР» под председательством С. А. Бутурлина. (УКМ, фонд Бутурлина, ед. хр. 17132, черновик Протокола совещания.) Кроме собственно бывших членов ЦК ВПСО Бутурлина, Соловьева и Богацкого, в нем приняли участие еще несколько старых специалистов по промысловой охоте, в частности: Г. Г. Доппельмаир, С. В. Керцелли, А. Д. Батурин, М. П. Розанов. Собравшиеся констатировали печальное положение с охотничьей отраслью в СССР, главная причина которого заключалась в отсутствии центрального государственного управления ею. «Только быстрая организация подобного авторитетного центрального государственного органа (Государственного управления охотой и рыболовством), снабженного достаточным научно-техническим аппаратом, состоящего из людей, знающих рыбное и охотничье дело, понимающих его огромное хозяйственное значение для СССР и любящих его, может спасти живые богатства наших вод, лесов и тундр от бесхозяйственного расхищения и исчезновения, а население охотничьего (и рыболовного) быта от гибели». Средства на такое учреждение, по мнению всех собравшихся, могли быть получены путем введения процентной надбавки к вывозным пошлинам на пушнину и другие продукты охоты, и путем обложения концессионных и акционерных предприятий, связанных с охотой. Пожалуй, это частное совещание было последней попыткой старых специалистов оказать хоть какое-то реальное влияние на политику государства в области охотничьего дела.
Освободившись от чиновно-бюрократической лямки и общественной нагрузки, Дмитрий Константинович смог уже беспрепятственно посвятить все свое время преподавательской и научной работе. В эти годы он подготовил и издал труд, выдвинувший его в ряды выдающихся русских охотоведов, — «Основы охотоведения» с весьма примечательным подзаголовком «Систематическое руководство к изучению русского охотничьего дела». (Часть первая. — Пг.: 1922; Часть вторая. — Пг.: 1922; Часть третья. — М.—Л.: 1925 (в подзаголовке слова «Систематическое руководство к изучению русского охотничьего дела» заменены на «Систематическое руководство к изучению охотничьего дела в С.С.С.Р.»; Часть четвертая. — М.: 1926; Часть пятая. — М.—Л.: 1929. Для всех пяти частей дана сквозная нумерация — всего 1062 с.)
«В этой последней большой работе, — писал другой выдающийся русский охотовед С. А. Бутурлин, — Дмитрий Константинович собрал воедино результаты как своих, так и печатных работ ряда других лиц и таким образом представил в одной цельной картине впервые всесторонний образ охотничьего дела в СССР. Эта заслуга первой полной формулировки охотничьего дела с государственной точки зрения навсегда останется за Д. К. Соловьевым». («Охотник». — 1931. — № 9/10.)
Близко знавший Соловьева С. В. Лобачев писал в своей заметке, посвященной «Основам охотоведения»: «При личном знакомстве с Д. К. Соловьевым обращали на себя внимание, кроме энтузиазма и энциклопедизма, большая работоспособность ученого и его стремление доводить начатое дело до конца. Этим чертам своего характера он обязан тому, что сумел при жизни выпустить свой труд». («Охота и охотничье хозяйство». — 1974. — № 5.)
Значение «Основ охотоведения» трудно переоценить. Они оказали большое влияние на все последующие труды по охотоведению и до сих пор не потеряли своей ценности. «Многие поколения работников охотничьего дела в нашей стране, начиная с двадцатых годов, учились по этому труду и с благодарностью вспоминают его составителя Д. К. Соловьева, отдавшего много сил и энергии изданию первого в нашей стране руководства по охотоведению», — писал в той же заметке С. В. Лобачев.
«Основы охотоведения» Соловьева относятся к тем трудам, которые в своей области являются фундаментальными, становясь общепризнанной классикой. Без знакомства с ними, без их пристального изучения, невозможно понимание истории охотничьего хозяйства России. Россия — очень сложная страна и с географо-климатического, и этнографического, и исторического контекстов; а потому тот первый отечественный опыт изучения и создания грамотного со всех точек зрения охотничьего хозяйства на громадных просторах нашей Родины, столь блестяще представленный на страницах «Основ охотоведения», является непреходящей ценностью и не подлежит забвению.
Из других работ Дмитрия Константиновича особо хотелось бы отметить небольшую книжечку «Охотник-исследователь» (Л.: 1926.). В ней Соловьевым обобщен его многолетний опыт полевых исследований, во многом не устаревший, интересный и сегодня. Также стоит отметить два сборника, в которых Соловьев выступил как составитель и редактор. Это «Ежегодник ВСО» и «Охота и охотник» (М.: 1922 и Л.—М.: 1925 соответственно.). Первый представляет собой сборник статей, посвященных различным аспектам охотничьего хозяйства и охотничьего движения. Второй — сборник очерков и рассказов. Оба издания, по мысли Соловьева, должны были стать периодическими. Однако это интересное начинание продолжения не имело.
В 1923 г. Соловьев принял участие в организации Московских курсов охотоведения при Московском лесном институте и в течение нескольких лет преподавал на них. В феврале 1925 г. Правление Ленинградского лесного института (ЛЛИ, с 1930 г. — Лесотехническая академия — ЛТА) приняло решение пригласить Соловьева читать курс по промысловой охоте. Но уже в марте этого же года, по настоянию кружка научного охотоведения, Правлением ЛЛИ было решено организовать специальную кафедру охотоведения (первоначально — промысловых охот). С октября 1925 г. Дмитрий Константинович приступил к чтению лекций на третьем курсе Лесохозяйственного факультета ЛЛИ и возглавил общее руководство кафедрой охотоведения. (Архив ЛТА, № 79 «Личное дело Д. К. Соловьева», л. 9.) Впоследствии этот цикл лекций стал читаться на четвертом курсе факультета. Уже в 1926 г. Дмитрий Константинович выпустил курс лекций по охотоведению, читанных в ЛЛИ — «Охота в СССР». При кафедре был создан кабинет охотоведения и библиотека. Кафедра охотоведения была отнесена к доцентуре, и в 1926 г. Соловьев был избран доцентом по этой кафедре.
Живое участие принял Дмитрий Константинович в организации показательных охот в Лисинском учебно-опытном охотничьем хозяйстве ЛЛИ. С большой благодарностью вспоминал Соловьева участник этих охот, тогда студент ЛЛИ, известный писатель и охотник Алексей Алексеевич Ливеровский, считавший Дмитрия Константиновича своим учителем.
Группа охотоведов на биостанции в Лосином острове
Вся деятельность Д. К. Соловьева в ЛЛИ была направлена на подготовку грамотных в охотничьем деле специалистов лесного хозяйства и специальных кадров для охотничьего хозяйства. Для этого осенью 1929 г. на лесо-культурном отделении лесохозяйственного факультета была создана специализация по охотоведению. (ЦГА СПб, ф. 6397, опись 2, ед. хр. 297, с. 360.) Соответственно расширилась деятельность и кафедры охотоведения. В конце октября 1929 г. Д. К. Соловьева избирают по ней профессором. В следующем учебном году специализация по охотоведению была развернута в Промыслово-охотничье отделение с тем, «чтобы в дальнейшем, в связи с возможной дифференциацией охотничьего хозяйства, преобразовать Отделение в особый факультет». (ЦГА СПб, ф. 6397, опись 2, ед. хр. 350, с. 1.) Как заметил Соловьев, с образованием этого Отделения должен замкнуться круг тех отраслей народного хозяйства, которые находятся в тесной связи с использованием лесной территории и лесной продукции. По мысли Дмитрия Константиновича, Промыслово-охотничье отделение (а впоследствии соответствующий факультет) должен был готовить специалистов по:
а) организации охотничьего промысла в северной части лесной области Европейской части СССР, Уральской области, Сибирского края и Дальнего Востока;
б) ведению правильного охотничьего хозяйства в районах интенсивного лесного хозяйства;
в) управлению и ведению работы в промыслово-охотничьих хозяйствах, охотничьих заповедниках и заказниках, промыслово-охотничьих станциях;
г) по промысловой охоте для органов НКЗ, ВСНХ и Всекохотсоюза. (ЦГА СПб, ф. 6397, опись 2, ед. хр., 297, с. 407.)
Возглавил Промыслово-охотничье отделение известный охотовед, ученик Силантьева, проф. Г. Г. Доппельмаир. Для студентов, специализировавшихся по этому отделению, дополнительно читались следующие предметы: биология промыслово-охотничьих животных; зоотехния и разведение промысловых животных; охотничьи промыслы; пушное товароведение; пушное звероводство; ветеринария и зоогигиена; кинология; оружиеведение; промыслово-охотничья кооперация; рыбные и звериные промыслы. (ЦГА СПб, ф. 6397, опись 2, ед. хр., 350, с. 5.)
Наряду с преподаванием в ЛЛИ Соловьев принял участие в организации курсов охотоведения и в других ленинградских учебных центрах.
В 1928 г. в Ленинградский Восточный институт им. Енукидзе влился Рабфак Северных народностей, получивший в составе института новое наименование — Северный факультет. В этом же году на факультете была организована кафедра охотоведения, возглавить которую был приглашен Соловьев.
В 1929 г. при Высших курсах Прикладной зоологии и фитопатологии был создан факультет охотоведения. Его деканом был избран Соловьев. Курс обучения на факультете был рассчитан на два года. Численность студентов была определена в 30 человек и набирались они из всех желающих получить дополнительное образование и уже имевших высшее сельскохозяйственное, лесное, медицинское, ветеринарное и биологическое образование, а также закончивших сельскохозяйственные и лесные техникумы. С 1930 г. факультет планировал издание собственного журнала под названием «Охотничье хозяйство» с частотой выпуска — шесть номеров в год. С этого же года намечалось открытие при факультете и вечерних курсов охотоведения.
Первая группа представителей северных народностей, слушающих курс охотоведения
В 1928 г. в связи с переходом страны к плановой экономике Д. К. Соловьевым и В. Я. Генерозовым по заданию Наркомторга СССР был разработан проект пятилетнего плана по изучению и развитию охотничьего хозяйства СССР. Оба они вошли в состав плановой комиссии этого Наркомата.
Наряду с преподавательской и общественной работой Дмитрий Константинович возглавил группу охотоведов в Печорской (в летний сезон 1926 г.) и в Туруханской лесоэкономических экспедициях НКЗ (в летний сезон 1928 г.), детально обследуя охотничьи промыслы этих областей. Участник этих экспедиций, ученик Соловьева, известный советский охотовед и охотничий писатель Григорий Евгеньевич Рахманин рассказывал, что уже в этих экспедициях Дмитрий Константинович постоянно жаловался на сердце и при прохождении маршрутов был вынужден часто отдыхать. Тяжелейшие годы не прошли даром для этого физически крепкого от природы, веселого и оптимистично воспринимавшего жизнь человека.
Весной 1931 г. состоялся первый и единственный выпуск специалистов, закончивших это Промыслово-охотничье отделение. Их специализация была определена как инженер лесоохотхозяйственник. В это время Дмитрий Константинович был уже серьезно болен и в конце августа 1931 г. скончался. Похоронен он на Смоленском кладбище в Ленинграде. Могила сохранилась.
После смерти Соловьева работа по организации подготовки охотоведов в ленинградских высших учебных заведениях постепенно затухла, факультеты охотоведения вскоре были закрыты.
В ЛТА продолжать работу по созданию специализированного факультета охотоведения оказалось просто некому. Г. Г. Доппельмаир читал профессорский курс «Биология лесных зверей и птиц» и возглавлял соответствующую кафедру. Брать на себя дополнительные хлопоты по созданию целого факультета ему не хотелось. А другого человека, уровня Д. К. Соловьева, сопоставимого с ним по масштабу харизмы, энтузиазма, бешеной работоспособности и энергетики, умению ходить по чиновничьим кабинетам, да и просто с искренней заинтересованностью в деле, которому служишь не то что в Академии, а и во всем Ленинграде не было.
Уже через год после смерти Соловьева, в ноябре 1932 г., было решено объединить кафедру энтомологии с кафедрой биологии лесных зверей и птиц. Еще через год, в октябре 1933 г., промыслово-охотничье отделение было окончательно ликвидировано. Студенты, пожелавшие продолжить специализацию по охотоведению, были переведены в Москву. Кафедра техники и организации охотничьего хозяйства (промысловых охот) вошла в состав объединенной кафедры энтомологии и биологии лесных зверей и птиц. Сам курс стал называться «Биология лесных зверей и птиц и основ охотничьего хозяйства» со ставками профессора и доцента. Профессором остался Г. Г. Доппельмаир, а доцентом по курсу был выбран Г. В. Полубояринов. На этом окончательно перевернута страница по подготовке специалистов-охотоведов в ЛТА.
Однако интерес студентов лесохозяйственного факультета (ЛХФ) ЛТА к охотоведению остался. Так, по отчетам за 1933 г. в научных кружках при ЛХФ занималось: лесоводства — 15 студентов, фототехники — 12, а охотоведения — 35 человек. (ЦГА СПб, ф. 6397, опись 2, ед. хр. 416, л. 49.) Интерес был столь велик, что уже в январе 1934 г. студентами и преподавателями был организован охотничий коллектив при ЛТА, а в правление ЛХФ направлена просьба об организации факультативного курса «Организация охотничье-промыслового хозяйства», читать который поручить доценту Г. В. Полубояринову. (ЦГА СПб, ф. 6397, опись 2, ед. хр. 417, л. 64.)
С тех далеких довоенных лет факультативный курс по охотоведению периодически читается в ЛТА и до сих пор. А часть выпускников ЛХФ выбирает своей специальностью профессию охотоведа. Следовательно, остаются живыми и традиции, заложенные когда-то в Академии А. А. Силантьевым и Д. К. Соловьевым.
г. Санкт-Петербург